Заговоры сибирской целительницы. Выпуск 27 - [6]

В прежние времена в таких случаях, кроме заговоров на красоту, пользовались специальными оморочками. Делалось это так мастерски и с таким колдовским блеском, что девушка – и рябая, и хромая – выходила замуж, и любил ее не только венчанный муж, но и вся его родня!

Никогда не забуду один случай. Зимой на санях к моей бабушке приехала женщина со своей дочерью. Замерзли они так, что не могли говорить. Раньше такие были морозы и вьюги – утром встанешь, а дверь подопрет сугроб, да так, что выйти нельзя. Вошли наши гости как две снежные бабы, закутанные в платки и все в снегу. Бабушка помогла им раздеться, сняла с них валенки и шали, потому что сами они этого сделать не могли – руки от мороза свело. Печь у нас топилась жарко, а чай бабушкин с липой и мятой быстро им помог отогреться и прийти в себя. Обычно, когда бабушка принимала больных, я всегда сидела рядом и все слушала, а вечером, после приема, спрашивала ее о том, чего я не поняла. И если я ей не задавала вопросов, то бабушка была недовольна, считая, что я отношусь с прохладцей к своему обучению ее ремеслу. Как сейчас помню, рассказ матери этой девушки меня очень поразил: «Доченька моя, – говорила мать, – родилась с косинкой на один глазок. Видеть-то видит, а глаз косит. Когда ей исполнилось десять лет, заболела моя Таня оспой, вот ее личико и стало все как в ямках. Пока она дитем неразумным была, не думала о том, как ей не повезло, мы-то ее с отцом больно любим. Но она росла, а вместе с ней и беда ее росла. Все девушки гуляют, а она дома сидит, стесняться стала да горевать. Бывало спросит: “Мама, зачем я такая народилась, ни Богу свеча, ни черту кочерга?” А тут, как сам черт над ней подшутил, встретился ей один парень, да то ли в насмешку, то ли, наоборот, из жалости позвал он ее к ребятам да девчатам на посиделки. Один раз позвал, другой, она и обнадежилась да голову потеряла. По окнам глядит, ждет его, а он больше ни ногой. Тогда она удумала сама к его дому бегать. Из-за кустов на него смотрит и не может уйти. Я как-то ее хватилась и пошла искать, все село обошла – нигде не видать, а тут бабка одна меня встретила и подсказала: “Иди, – говорит, – к Антошкиному дому, там она, как сторожевой пес, стоит”. Я туда, а она летит мне навстречу, вижу, не в себе девка: коса растрепалась, в мороз, а без платка, шаль свою где-то обронила. Пробежала мимо меня, я ей кричу, а она не слышит. Пока я развернулась по сугробам да к дому добралась, она уже успела смастерить петлю, да и голову туда сунула! Благо коса в сарае была, я петлю обрезала, да вовремя, еще бы чуток, и мы бы ее, грешную, схоронили. Как очухалась она, на меня не глядит и все шепчет: “Жить не буду, все равно меня не укараулите, я жить не хочу”. В общем, слово по слову, и поняла я, что увидела она Антошку с какой-то дивчиной. И вбила себе в голову, что с такой страшной, как она, Антон никогда не будет жить. “Ты, – говорит, – мама, меня прости, я ведь понимаю, что удумала грех. И что тебе будет через то горе, но сердцу моему так больно, что я уже не могу больше этого терпеть”. Неделю мы с отцом ее по очереди караулили, и стало мне казаться, что она умом повредилась. Плачет так, как по покойнику плачут, сил наших нет больше никаких. Пошла я к батюшке и рассказала ему все как есть, и он посоветовал мне поехать к Вам, сказал, что Вы его ребеночка лечили и что помогаете Вы всем, кто к Вам приезжает. Я пообещала своей дочке, что Вы придумаете, как ей помочь, вот мы и приехали к Вам с последней надеждой!»

Когда женщина закончила говорить, бабушка подошла к ее дочке и сказала: «Замри, дитятко, и не двигайся, я погляжу, что в твоей голове!» После этого бабушка отошла от Татьяны, встала на колени и долго молилась. Кланялась в пол и с Богом говорила. А когда с колен поднялась, села на свой табурет и произнесла: «Правда твоя, матушка, удумала она крепко, и никто ее не переубедит. Откажу если, будет гроб в твоем доме и останетесь вы, родители, без дитя». Мать девушки забилась в рыданиях, а я соскочила, подбежала к бабушке и стала ее просить: «Баба! Помоги ей, мне ее жалко!» Такое мое поведение было недопустимо, по бабушкиному закону при любых обстоятельствах я должна была сидеть и молчать. Меня тут же отправили за шторку – это было как бы наказание, но и за ситцевой занавеской я старалась не пропускать ни слова. В общем, конечно же бабушка не могла допустить, чтобы невинная девушка погибла в петле. И я наконец услыхала: «Ты, девонька, великий грех совершила, когда, как Иуда, залезла в петлю. Господь наш справедлив и милостив, но и Он не прощает подобного греха. Конечно же, сердце мое не каменное, внучка моя, и та кинулась за тебя просить. Раз уж Бог допустил, чтоб я узнала все, что умею, значит на то Его воля, ведь даже волос с головы не упадет, если того не захочет Господь. Красоты я тебе прибавлю и в оморочку тебя облеку. Выйдешь ты за своего сокола замуж и проживешь до девяноста лет – это тебе будет от меня свадебным подарком, век живи и Бога люби!»

Примерно через три года к нам пожаловала Татьяна, она привезла нам много гостинцев и рассказала, как сложилась ее жизнь после того как она от нас вернулась. Ее засватал Антон, и они поженились. Муж ее так сильно любил, что не отпускал ее от себя ни на шаг. Свекровь со свекром и золовки тоже любили Таню и как дочь жалели. И теперь у них уже есть сынок Иван.