Заговорщики в Кремле: от Андропова до Горбачева - [17]

Надо сказать, что и Епишев, под стать Андропову, упорно оставался сталинистом даже в антисталинские времена. В самый разгар хрущевской оттепели армия, как и тайная полиция, была в решительной оппозиции к демократическим реформам и кремлевские вожди ввиду внешних и внутренних опасностей, угрожающих империи, были вынуждены с этим мириться: реформы могли ослабить обе организации, стоящие на защите отечества.

У себя в армии генерал Епишев ввел даже собственную, независимую от общегосударственной цензуру: запрещал то, что разрешалось (пока что) в цивильном мире, зато разрешал то, что там (пока что) было запрещено. Так случилось со столичными журналами " Новый мир" и “Юность", двумя основными глашатаями русского либерализма: на их распространение в армии генерал Епишев наложил строжайшее вето, вплоть до дисциплинарных наказаний тех солдат и офицеров, у кого эти журналы обнаруживались. Противоположная история произошла с фильмом “Тайное и явное", сделанным по сценарию одного из главных пропагандистов Русской партии Дмитрия Жукова. (Он, кстати, первым стал вставлять в свои статьи пространные цитаты из нацистских авторов, предварительно, правда, раскавычив их и не ссылаясь на источник.) Именно по образцу фашистской пропагандистской киноленты, но с привлечением русских и современных примеров и был смонтирован этот ярко антисемитский фильм с эпиграфом-заставкой на тему о том, как — воспользуемся метафорическим, иносказательным языком самого фильма — евреи оплели липкой паутиной здоровое, цветущее древо русской жизни и оно вот-вот погибнет, ежели не вмешаться. В качестве персональных носителей зла представлены и эсерка Фанни Каплан, стрелявшая в Ленина, и Лев Троцкий, и Голда Меир, и даже Франц Кафка в известной нам роли посмертного подстрекателя Пражской весны (этот образ для фильма прямо заимствован из старого арсенала Андропова). Эмоционально кинолента настолько провокационна и возбудительна, что опасения партийных чиновников относительно последующей реакции массовой аудитории казались вполне реальными. Если б ей показали фильм, то естественным и непосредственным выводом было бы немедленно устроить погром.

Однако еще более важным, чем союз с армией, он полагал союз с прессой. Если прежде, по хрестоматийному ленинскому определению, для захвата власти требовалось занять почту, телеграф и мосты, то теперь достаточно было инфильтрации в пропагандистские органы — издательства, журналы, газеты. Естественно, что основателями Русской партии выступили главным образом журналисты и литераторы (вспомним еще раз Ленина: на анкетный вопрос о профессии он отвечал — “литератор"), то есть люди профессионально болтливые — в отличие от Андропова, который был профессионально молчалив и предпочитал оставаться в тени. Но именно такие молчальники и затворники, как Андропов, нуждались в людях, способных идеологически оформить новые политические лозунги в стране, где политическая деятельность запрещена. Русские националистические кадры достались Андропову в наследство от двух его предшественников “комсомольских" шефов тайной полиции Шелепина и Семичастного, и, памятуя их злосчастную судьбу, он, хоть продолжал поддерживать и использовать “руситов", сам предпочитал не рисковать карьерой и держался на расстоянии.

Период активного полуподпольного существования Русской партии — вторая половина 60-х годов. На начало 70-х приходится рубеж в ее деятельности — выход с помощью КГБ из подполья. В 70-е годы ей все больше дозволяется и в подцензурной советской печати, и — шире — в контролируемой органами госбезопасности общественной и политической сферах. Более того, чем сильнее зажим либеральной активности, тем больше свободы для национал-шовинистической. Эта обратная пропорция — следствие тех политических качелей, на одной стороне которых находились редеющие либералы, а на другой — крепнущие национал-шовинисты. Именно это качание определяло колеблемую, неустойчивую, туманную политическую атмосферу первых послехрущевских лет. Августовской ночью 1968 года оно прекратилось: советские танки вошли в Чехословакию, и Андропов, не добившись от Политбюро санкции на немедленную расправу с инакомыслящими по давно уже заготовленному “черному списку", сделал секретную идеологическую и политическую ставку на Русскую партию. Именно летом 1968 года все три группы — неосталинисты в армии, гражданские национал-шовинисты и тайная полиция, — обнаружив друг в друге внутреннее родство, почувствовали необходимость в деловом альянсе.

Этому немало способствовало еще одно международное событие, происшедшее за год до того на большем, чем Чехословакия, расстоянии от Советского Союза: шестидневная война 1967 года, когда СССР занял откровенно антиизраильскую, антисионистскую, а по сути и по дальнейшим результатам — антисемитскую позицию, и пропагандистские услуги Русской партии оказались как нельзя кстати. Впрочем, зависимость здесь скорее обратная: именно антисемитизм — главная причина того, что Советский Союз занял жесткую антиизраильскую позицию и даже разорвал с Израилем дипломатические отношения.