Заговор Важных - [16]

Никола, сын Жака Бувье, обычно исполнявший обязанности кучера Луи, прекрасно справлялся с ролью виночерпия и наполнял бокалы, поставленные по правую сторону от тарелки, превосходным бургундским.

Следом за племянником вошел Гийом Бувье: он торжественно внес две супницы: одну с тыквенным супом, а вторую с луковым. За супом последовали мясные блюда: мясо жареное, тушеное и вареное; к каждому виду мяса подали специальный соус.

Бутье встречал каждое блюдо плотоядным взором, а Гастон громко сглатывал слюну. Госпожа Малле поистине превзошла себя, приготовив кабаньи уши, почки, свиные ножки и запеканку из курицы. На гарнир принесли вареные бобы и чечевицу.

Когда наконец блюда заняли свои места на столе, гости дружно воздали им должное, используя чаще руки, нежели ложки, и макая хлеб в супы и соусы. Только господин и госпожа Фронсак пользовались итальянскими столовыми приборами. Некоторое время в столовой слышался только звук жующих челюстей.

Утолив первый голод, нотариус, прокурор, комиссар и письмоводитель продолжили прерванную беседу, единственной темой которой была смерть Ришелье. Под мерное журчание их голосов Луи погрузился в собственные мысли.

Ему вспомнилась предыдущая встреча с прокурором Бутье. Это было около месяца назад, кардинал железной рукой еще управлял Францией. Но даже теперь, когда Великий Сатрап уже несколько дней как мертв, все по-прежнему боялись, что Человек в Красном неожиданно воскреснет, словно призрак Армана дю Плесси по-прежнему правил королевством.

Его еще долго не забудут, с горечью подумал Луи.

Разумеется, гости не подозревали, что со временем репутация палача, заслуженная Ришелье, отойдет в прошлое и в нем будут видеть создателя современной Франции. Но в то время при упоминании имени Ришелье в сердцах пробуждались только страх и ненависть.

— А король рассмеялся!

И хотя от размышлений о печальной кончине Армана дю Плесси Луи перешел к воспоминаниям об удивительных вещах, увиденных им в монастыре минимитов, обескураживающее сообщение о том, что король рассмеялся, заставило его встряхнуться. Заинтригованный, он повернулся к крестному:

— Простите, господин Бутье, я пропустил часть ваших слов. Вы сказали, что король, отходя от изголовья кардинала, рассмеялся? Я правильно вас понял?

Бутье снисходительно улыбнулся:

— Совершенно верно! Вы же знаете, Луи, отношения между ними были крайне напряженными, назревал разрыв, и многие полагают, что если бы Ришелье не скончался от болезни, король бы сам позаботился…

Предположение ужасное в своей правдоподобности!

А какой-нибудь месяц назад Бутье ни за что не осмелился бы высказать его вслух, а господин Фронсак не поверил бы, что он может питать подобные мысли. Но Великий Сатрап умер, и свобода вновь обретала свои права.

— Но узы, их объединявшие, — серьезно продолжал Бутье, — вынуждали короля навещать больного министра. Он навестил его дважды. После второго визита, когда умирающий давал ему последние наставления, как лучше править страной после его кончины, его величество выглядел особенно веселым, что случалось с ним крайне редко. Людовик Справедливый смеялся и шутил с сопровождавшей его свитой, и умирающий кардинал его услышал!

— Следует ли теперь ожидать новшеств в управлении государством? — встревоженно спросил Фронсак-старший.

Как и все, нотариус ненавидел Ришелье, пока тот правил страной: непосильные налоги и кровавые преследования тех, кто эти налоги платить отказывался, не могли снискать популярность Великому Сатрапу. Но теперь почтенного нотариуса волновало будущее, ибо неизвестность всегда порождает тревогу.

— Не думаю, — неуверенно ответил прокурор, и тон его не ускользнул от Луи. — Король, похоже, доволен, что снова станет править королевством. Но, радуясь избавлению от министра, он, вероятнее всего, станет следовать его заветам. Король дал понять, что будет руководствоваться прежними принципами, а потому строгостей будет больше, чем при жизни господина кардинала.

— Но кто станет новым первым министром? — с набитым ртом обеспокоенно спросил Гастон. — У вас наверняка есть соображения…

Комиссару редко приходилось вкушать столь вкусную и обильную трапезу, и он наедался впрок, беспрестанно вытирая руки о камзол, покрывшийся крупными жирными пятнами.

Отложив нож и соединив кончики пальцев обеих рук, словно желая этим жестом подчеркнуть важность своего сообщения, Бутье произнес:

— В настоящее время его величество, похоже, намерен обойтись без первого министра. Следуя наказу Ришелье, он сохранил за Сегье пост хранителя печати, за дю Нуайе — военного министра, за Клодом Бутийе — министра финансов, а за его сыном Шавиньи — пост министра иностранных дел. «Я хочу сохранить прежних министров», — сказал король. Но самое удивительное это его заявление, что «кардинал Мазарини более, чем кто-либо иной, осведомлен о принципах и замыслах Ришелье, а потому я хотел бы видеть его в моем совете». И со вчерашнего дня итальянец входит в состав Королевского совета!

Потрясающая новость! Иностранец, какой-то итальянец — нет, хуже, сицилиец, сын лакея! — стал членом Королевского совета, но теперь его поддерживает уже не всемогущий Ришелье, а сам король!