Заговор Ван Гога - [10]

– Что это? – спросила Эсфирь, взяв пузырек с таблетками.

– Морфин, – ответил Хенсон. – Так, понятно… Получается, в дом вторглись вовсе не наркоманы, верно? Молодцом.

– Мне это и в голову не пришло, – сказала девушка, – но вы правы.

(«А насколько сильное это средство? Какую боль он испытывал?»)

Пока она разглядывала наклейку, Хенсон по выражению лица понял ход ее мыслей.

– Да, дела у него были совсем неважные, – добавил он сочувственно.

– По крайней мере, об этом он не врал.

– Не врал, – согласился Хенсон и отогнул край газеты, прикрывавшей кусок посеревшего мяса. – По всем органам. Не врал…

Эсфирь пошарила глазами под раковиной и обнаружила там алюминиевые кастрюли. Из-под стопки выглядывала сковородка со следами пригоревшего сыра. Девушка выпрямилась и еще раз оглядела кухню.

– Ошибочка, – сказала она. – Мужчина не стал бы прятать нечто важное на кухне. Женщина – другое дело. Но не мужчина.

– Ваш отец прожил в одиночестве более тридцати лет.

– Я, пожалуй, загляну в подвал.

– Ради бога.

Эсфирь вернулась к двери, открыла ее и посмотрела вниз. Вот в этом месте она лежала, пока в нее три раза стрелял Шток. Да уж, повезло. Тусклое освещение, игроки в соке по соседству, и струйки крови на груди, куда попала одна из пуль. Должно быть, со стороны все выглядело, будто рана смертельная, прямо в сердце. А от удара головой о бетонный пол она потеряла сознание и даже не шевельнулась. Поза тоже удачная вышла, на боку. Если бы она упала навзничь, то пуля точно нашла бы сердце.

Девушка устало потерла лицо. Чем она занята? Почему вновь копается в воспоминаниях о пережитом кошмаре? Ответ пришел сразу. Она в точности следует заведенной в «Мосаде» практике «разбора полетов» после каждого инцидента. На уровне автоматизма. Для оценки успеха или провала миссии рассматривалась и анализировалась каждая деталь. Например, почему оружие не найдено в том месте, на которое указывал осведомитель? Каким образом соседский мальчишка очутился на линии огня? Как вышло, что секретная полиция вообще узнала о канале передачи денег?.. Впрочем, на этот раз имелось одно, но весьма существенное отличие: в роли мишени выступала сама Эсфирь. Хотя нет, не будем себе льстить. Мишенью был Мейер. А Эсфирь… Так, досадная помеха, не более. Шток не отстал бы от Мейера, пока не получил бы нужных сведений. Или не убил бы его. Это означало, что, какую бы цель ни преследовал Шток, ответ прятался у Мейера в голове и что смерть старика, возможно, означала ликвидацию некоей проблемы. С другой стороны, Шток явно чего-то добивался. Должно быть, он взвесил все «за» и «против» той ситуации, когда Мейер остается в живых, а искомая вещь не найдена. Возможно, что Шток просто запаниковал, однако есть еще одна версия: он решил, что сможет добиться своей цели позднее, и, стало быть, это объясняет причину вторжения в дом. Нет ли здесь связи? Может, Шток охотится за той самой вещью, о которой по телефону говорил Мейер? И смог ли он ее найти?

Пульс участился, и Эсфирь почувствовала, как еще сильнее заныли раны. В голове вновь промелькнула картинка: с окровавленной головой она лежит у основания лестницы, тщетно пытаясь не потерять сознание и разглядеть темный силуэт, целящийся из пистолета.

Шток не решился спуститься вниз. Он не осмелился оставить Мейера одного, пусть даже выстрел в колено лишил старика движения. Получается, пусть косвенно, но отец спас ей жизнь?

Эсфирь скрипнула зубами. Черт бы его побрал! Она ничего не хотела от Сэмюеля Мейера. Ничего. Даже своей жизни. Однако, к сожалению, ее никто не спрашивал. Отец подарил ей жизнь, потом бежал, а затем, десятилетия спустя, спас ее. Может быть.

Девушка покрепче ухватилась за перила и медленно спустилась по лестнице. Внизу она перешагнула через пятна собственной крови и нашарила веревочку, ведущую к выключателю. Пыль повсюду: на верстаке с инструментами, на банках с краской, на коробочках для гвоздей и шурупов… На глаза попалось несколько кусков кожи. Должно быть, Мейер собирался что-то смастерить. В углу, напоминая древний танк, высилась печка-водогрейка, переделанная с угля на газ. За ней ничего, кроме все той же пыли и паутины. Судя по всему, Шток не обыскивал подпол, иначе пыль не лежала бы таким ровным слоем. Впрочем, он все-таки вывернул ящик с инструментами и поискал под верстаком, потому как возле ножек остались следы. Что, если та вещь находится здесь, внизу? Эсфирь неторопливо осмотрела все места, куда не добрался Шток, однако в конечном итоге сдалась и поднялась наверх, где было слышно, как Хенсон бродит по второму этажу.

Спальня поначалу казалась многообещающей, но и в ней осмотр дал лишь один тривиальный результат, а именно, что здесь жил пожилой человек. Из чулана выброшена одежда, которую Мейер не мог носить, наверное, уже несколько лет. В углу шкафа за обвисшим пальто выстроилось полдесятка зонтиков. В вытащенном из комода ящике обнаружилась пара сломанных часов. Девушка пнула стопку поношенного нижнего белья. Несколько непарных запонок. Майонезная банка с горсткой центов.

Угол комнаты занимал ворох бумаг, вываленных из письменного стола. Квитанции по зарплате двадцатилетней давности. Бланки налоговых деклараций. Судя по записям, до выхода на пенсию Мейер работал в городском управлении водоснабжения. В марте прошлого года перенес операцию, после чего прошел курс радиационного лечения и химиотерапии. Брошюра, утверждающая, что «есть много путей преодолеть последствия хирургического вмешательства в половую сферу мужчины». Под всеми этими залежами нашлось также несколько купонов для супермаркета и небольшой клочок пожелтевшей бумаги.