Заговор равнодушных - [47]

Он переубедил товарищей, доказав им не без основания, что его присутствие здесь нужнее.

Со свойственным ему упрямством он продолжал работать. Партия не была еще в то время подготовлена к нелегальным условиям, и ему приходилось выкручиваться своим умом.

В скором времени Эрнст имел возможность убедиться в правильности советов более опытных товарищей. Полиция, на первых порах не причинявшая ему особого беспокойства, вдруг взъелась на него не на шутку. Явки его начали проваливаться одна за другой, и ему стоило немалого труда выскальзывать из уготованных ловушек. Впервые за время своего пребывания в партии он стал недоверчив и мнителен. Усиливая меры предосторожности, он довел их до того, что лишь одному из членов окружного комитета доверил адреса своих временных пристанищ и явок.

Вечером, придя на ночевку, он чуть не попал в лапы ожидавшей его полиции и спасся лишь чудом, выскочив во двор и просидев три часа в мусорном ящике. Он отправился на другую квартиру и, издали учуяв недоброе, повернул, не заходя в дом. Он проверил через близкого и смышленого товарища все свои квартиры и места явок. Везде сторожили подозрительные лица, среди которых товарищ узнал нескольких известных шпиков.

Всю эту ночь, и следующую, и третью кряду Эрнст провел, бродя по городу и не решаясь зайти ни в одну из знакомых квартир. Навязчивая мысль, что партия засорена провокаторами, которые проникли даже в окружной комитет, не давала ему покоя. Морально он чувствовал себя в эти дни и ночи исключительно скверно. Он сопоставлял сухие факты и начинал подозревать самых доселе безупречных и близких товарищей. Его непреодолимо тянуло зайти кое к кому из цекистов, поделиться своими сомнениями, но он опасался скомпрометировать их своим визитом.

Одинокий в огромном людном городе, он бродил по улицам, как прокаженный. Никогда раньше и никогда позже он не испытывал такого страшного чувства одиночества.

Впоследствии он имел возможность убедиться, что видел в эти дни все в чересчур мрачных красках. КПГ была засорена провокаторами не больше и не меньше, чем любая хорошо работающая революционная партия, и совпадения, на первый взгляд наводившие на неприятные мысли, зачастую были лишь результатом непривычки большинства товарищей к конспирации.

Изнуренный бессонницей, с двумя пфеннигами в кармане, Эрнст плелся по тихой, откуда-то знакомой улице, утопающей в зелени. Теперь он готов был зайти уже куда угодно, лишь бы лечь и уснуть. Очутившись перед особняком Эберхардтов, он не раздумывая нажал кнопку звонка и спросил Роберта.

Его осмотрели подозрительно и неприветливо: за эти трое суток он успел зарасти бородой, и следы пребывания в мусорном ящике невыгодно отразились на его внешности. Его заставили подождать в передней.

Минуту спустя вышел щуплый молодой мужчина с лицом прежнего Роберта, но как будто слегка увеличенным и кое-где оттененным ретушью. Пристально присмотревшись к гостю, мужчина воскликнул: «Эрнст!» – и, схватив Гейля за руку, втащил его в гостиную. Сжимая Эрнста в объятиях, он засыпал его вопросами.

Эрнст в ответ прошептал ему на ухо всего две фразы: что его ищет полиция и что ему безумно хочется спать.

Роберту немалого труда стоило уговорить Эрнста надеть шляпу и выйти обратно на улицу. Он долго втолковывал Эрнсту, что устроит его у себя сейчас же, надо только, чтобы не знала об этом прислуга. Поэтому пусть Эрнст сделает вид, будто он ушел, и переждет десять минут где-нибудь поблизости, на улице. Роберт в это время выпроводит из дома прислугу и будет его ждать у задней калитки.

Прошло ли в точности десять минут, Эрнст не знал. У задней калитки его действительно встретил Роберт и, с нежностью похлопывая по спине, провел на второй этаж. Наверху Эрнста дожидалась уже постланная кровать, тарелка холодного мяса, булки, масло и бутылка вина. Эрнст смотрел на все это стеклянными глазами и без слов грохнулся на постель. Спал он беспробудно целые сутки.

8

Проснувшись, он увидел в открытое окно голубое августовское небо и зеленые кроны каштанов, сотрясаемые ажиотажем целой биржи воробьев. Он потянулся, щурясь от солнца. Ни жизнь вообще, ни собственное положение не показались ему сейчас вовсе такими мрачными, как сутки назад.

Появившийся в дверях Роберт проводил его в ванную и, смерив еще раз взглядом, вернулся с перекинутым через руку костюмом и сменой белья.

– Мой тебе не подойдет, узковат. Надевай пока отцовский, а там что-нибудь придумаем. В твоем оставаться невозможно – весь в каких-то помоях!

– Ба, я совсем забыл о существовании твоего папаши! Как думаешь, не выгонит он меня? – дурачился Эрнст.

– Отец уехал в Лондон на научный конгресс и вернется нескоро.

Вид приготовленной ванны и предупредительно расставленного перед зеркалом нового бритвенного прибора растрогал заросшего бородой скитальца. Всюду чувствовалась заботливая рука Роберта.

Свежий, чисто выбритый, в новом, чуточку просторном костюме, Эрнст поднялся наверх и застал в своей комнате обильно сервированный стол. Недолго думая, он жадно набросился на еду.

– Если будешь соблюдать минимальные меры предосторожности, сможешь здесь жить сколько влезет, – сказал Роберт, откупоривая бутылку вина. – На досуге подумаем, каким путем переправить тебя за границу.