Заговор - [176]

Говоря коротко, созидание из хаоса требует неукоснительного надзора в пределах каждой из сфер. Уничтожать врагов и пестовать направленную ненависть — значит управлять сферой политической; устранять всякое соперничество в пределах государства, с тем чтобы превосходить в соперничестве иные государства, — значит управлять сферой экономической; а взращивать страсть к сокрушению и праведность посредством образования — значит управлять сферой общественной. Расширение границ станет естественным отпочкованием такого управления и обеспечит долговечную незыблемость.

XVII. Войско

Я никоим образом не повредил бы замыслу и целям моей книжки, если бы теперь завершил ее, вполне удовлетворенный тем, что и в идеях, и на практике представил средства, коими созидается незыблемое государство. Все же остаются еще две темы, на разговор о которых уйдет побольше чернил. Первая — это войско, коему мессер Никколо посвятил почти половину своего небольшого трактата. Осыпая ли проклятиями использование наемников, превознося ли доблесть одного из многих героев своих, мессер Никколо описывает искусство управления государством в терминах военной готовности и воинского умения. По сути, он утверждает, что государству для достижения незыблемости вполне достаточно иметь хорошее вооружение и хорошие законы. Возможно, правда в этом есть. Он приводит тьму примеров надлежащего и негодного использования войска при охране границ, создании империй и прочем. Он, следовательно, настаивает, чтобы искусство войны (и, таким образом, власть над войском) надежно покоилось в руках государя.

Все же мессер Никколо, видимо, странным образом забывает, что без притягательной и умудренной фигуры во главе войска армии склонны превращаться в бродячие банды головорезов и пропойц, которые с равной легкостью лишают девственности дочерей и союзника, и врага. Он, видимо, в равной степени не желает признавать, что солдаты противятся здравомыслию и охотнее следуют за тщеславным хвастуном, нежели за умелым мудрецом. Как раз это-то и делает их столь опасными. Ибо всего-то и нужно, чтобы в их рядах появился один-единственный муж, кто проявит способность предводительствовать, — и они с готовностью примутся раскармливать его честолюбие, пока вокруг не останется ничего, кроме булыжников под ногами. Еще хуже, если таковых мужей окажется двое: тут государство, скорее всего, выстрадает медленную смерть в гражданской войне. Говоря коротко, люди военные ничем не отличаются от прочих людей, за исключением того, что в их руках есть смертоносное оружие и что гордыня с суетностью делают их угрозой для всех.

На сей случай — слово совета. Остерегайтесь солдат. Используйте их только как орудие, поскольку нет у них ни ума, ни стойкости, ни способности для созидания государств. Стоит военным раз поверить, будто власть в их руках, мало что удержит их от разрушения государства. Армия, следовательно, для тех, кто надзирает за сферами, должна уподобляться служанке. Не бойтесь уничтожать тех в войске, кто начинает обрастать слишком большой когортой сподвижников, либо тех, в ком заметны любые признаки честолюбия.

XVIII. Право

Последняя для нас тема есть вторая часть заповеди мессера Никколо о незыблемости: закон и право. Я приберег ее под конец, поскольку не верю (во всяком случае, настолько, насколько в том признавались ученые писатели до меня), будто закон способствует благоденствию государств. По большей части рассуждения предшественников моих сводились к тому, что право, или закон, оберегает народ и возвеличивает свободу. Однако свобода — опасное оружие в руках народа. Чернь не способна делать различие между дозволенностью и вольностью и, чаще всего считая свободой вседозволенность, предается ей и влечет государство к анархии. По этой причине работа закона должна направляться на ограничение свободы. Принять это за цель права не составит труда, как только образовательные заведения станут выпускать молодых людей, разделяющих взгляды Блюстителя и считающих страсть по незыблемости более вдохновенной, нежели суетное желание вольности или чего-то в том же духе. Однако на начальных стадиях нового государства такая цель права не очень-то легко отыщет подобающий отклик в нраве народном. Истоки трудностей в том, что народ (как его тому и учили) не перестанет верить, будто незыблемость проистекает из закона. Новое государство должно быстро исправлять сие ложное верование.

Закон есть отражение людской воли. Не более того. Нет в нашем мире никакой высшей заповеди, по какой выверялась бы правота либо ошибочность всякого закона. Одна лишь кара утверждает справедливость всех деяний. Таким образом, как право, так и наказание произвольны, поскольку создаются в угоду политической, экономической и общественной целесообразности. Законы не более надежны, чем люди, их создавшие, незыблемость же никогда не сможет покоиться на человеческой прихоти.

Однако не отбирайте право у народа. Право подобно отслужившему свой век одеялу, в какое кутается народ. Даруйте ему ребячью его святыню, превозносите законы, утверждайте время от времени новые, отменяйте старые, всегда оставляя народ в убеждении, будто за благополучие и процветание государства он должен благодарить законы. Более того, будет лучше, если сохранять право в простоте. То-то делать, а того-то не делать. Что карать, что поощрять. Пусть народ понимает: без права, без законов ему самому придется командовать государством, устанавливать ограничения на те или иные действия, следить за всеми вокруг. Люди с охотой переложат ответственность на долю права, дабы поелику возможно упростить себе жизнь. А наделяя право властностью, чернь отдает всю власть Блюстителю с Управителями. Поелику возможно, люди стремятся избежать сложности. Пусть же право удовлетворяет такое желание.