Заговор красного бонапарта - [15]

Он фанатически упрямо вел линию на сохранение своей личной власти, не давая выхода наверх ни молодым, свежим силам, ни народной инициативе, ни народным стремлениям к переменам. Вот откуда родилось недовольство в среде молодежи и заговоры в среде партийцев, и необходимость зажимать в кулаке ростки новой жизни. грозящей пошатнуть воздвигнутый на крови и костях красный трон, и уже в течение нескольких лет гремели свирепые судебные приговоры «вредителям» и «шпионам», «диверсантам» и «заговорщикам», «изменникам» и «наемникам фашизма». Всякое стремление к свободе жизни неизменно понималось мрачным грузином, как попытка пересмотра тех основ, на которых установил он свою власть и свою карьеру. Тяжкий путь прошел он до вершины диктаторской власти, гораздо более самодержавной, чем имели российские императоры в старину. Много крови пролил на этом пути, много предательств и ударов исподтишка нанес своим врагам и соперникам и теперь, победив, не хотел ни с кем и ни с чем делить свою власть. Вот почему в подвалах ЧК тысячи пуль не переставали бить в затылки — юношеские, с глубокими нежными впадинками, крепкие — мужественных взрослых бойцов и седые, старческие — старой гвардии Ленина…

Кто был не со Сталиным, кто имел свои мнения и стремления, кто не только вел борьбу против него, но даже те, что потенциально могли бы быть ему опасными на пути к сохранению власти — все были обречены. С лукавством восточного человека диктатор выдвинул точку зрения: кто против Сталина — тот против революции… Поэтому не только его противники, но даже сомневающиеся, инакомыслящие, опасные считались контрреволюционерами со всеми вытекающими для них последствиями…

Вот о чем думал маршал Тухачевский, шагая по мягкому ковру своего кабинета из угла в угол и забывая про потухающую трубку. И было о чем думать!.. Тухачевский знал, что война с Западом так или иначе, рано или поздно— неизбежна. Все равно, какая война — наступательная или оборонительная. Либо Сталин бросит Красную армию на Европу, либо кто-нибудь из алчных соседей попытается урвать от России лакомый кусок земли. Какая будет война — еще не ясно. Но она будет!.. Но если военная гроза обрушится на страну, когда та находится в состоянии внутренних потрясений? Тогда что? На далеком востоке военной бури еще, может быть, можно было избежать: слишком глубоко была заинтересована задыхающаяся на своих островах Япония в Китае, чтобы бросить свою судьбу на весы еще в одной войне с СССР. Ведь Красная армия 1936 года — это не отсталая и устаревшая, по своему вооружению и командованию, армия Николая И. Да и до Токио от Владивостока только 20 минут лету… А ничто реальное, экономическое не давило Японию в сторону войны с Новой Россией. Ведь сбоку Китай — несравненно более близкая и легкая добыча. Страна, подходящая по климату изнеженным постоянной теплотой сынам Ниппона… Нет, не с востока нужно ждать грозы. Запад страшнее!

Маршал подошел к карте. Странными зигзагами шла линия границ распухшей Польши, жадно ухватившей куски исконных русских и германских земель. «Велька Польска от можа до можа»… К северному Балтийскому «можу» Польша уже пробилась, правда, на берег шириной только в 30 километров. А за чей счет хочет она прорваться к теплому Черному «можу»? Кто откажется от благодатной Украины, если… если только представится малейшая возможность силой включить ее в свои границы и потом «научно и исторически» доказать свое исконное право на эти земли?

Тухачевский усмехнулся и жестокая складка легла у его губ. Он вспомнил, как 16 лет тому назад, молодым 26-летним главнокомандующим армиями Советской России, рванулся он на эту заносчивую и жадную Польшу, пытавшуюся, пользуясь революционной лихорадкой громадной страны, оттяпать втихомолку украинскую жемчужину. Ленин тогда дал ему простое задание: «Прощупать красным штыком пузо панской Польши, да так, чтобы этот штык вошел в Варшаву, а вышел прямо на Рейне». И почти сбылось пожелание Ленина. Бурной громовой волной покатились красные армии на Варшаву. Казалось, что ничто не в силах спасти польскую столицу. Разбитые армии неудачливого маршала Пилсудского отступали темпом, близким к отчаянному бегству. «Даешь Варшаву! Дай Берлин!» — ревели опьяненные победами, охрипшие глотки красноармейцев. Восстановленная после полуторавекового государственного небытия, Польша казалась вновь обреченной на гибель.

Но она была только первым объектом атаки Коминтерна на Европу. За Польшей, уже полуразбитой, лежала в бессилии Германия, только что перенесшая жестокое поражение и революционную лихорадку — спартаковщину. Обезоруженная, обескровленная, обессиленная войной, голодом и репарациями, Германия не была барьером против красной волны. Не Франции же остановить напор победоносных армий красного Бонапарта — Тухачевского?

Летом 1920 года судьба Польши и Европы висела на волоске. И волосок этот тянулся на юг, куда бушующим ураганом неслась Первая конная Буденного со Сталиным и Ворошиловым, членами Реввоенсовета. Эта армия должна была от Брод круто повернуть на север к Варшаве, для поддержки главного удара Красной армии. Вместо этого она рванулась на юг, богатый польский юг, где было что пограбить оборванным полчищам Буденного. Напрасно давал Тухачевский телеграмму за телеграммой остановить стратегически бесполезный эффектный набег на Львов и поддержать его основной удар на Варшаву, где решалась судьба всей кампании.