Заговор Холокоста: Международная политика геноцида - [47]
1) бомбардировка железнодорожных путей, ведущих в Биркенау (и в любые другие подобные лагеря, если мы о них узнаем);
2) бомбардировка самих лагерей с целью уничтожения фабрики, используемой для отравления газом и сжигания.
Должен заметить, я сказал Вейцману, что, как Вы знаете, мы уже рассматривали его предложение (1) ранее, но я готов снова рассмотреть и этот вопрос, и бомбардировку самих лагерей. Не могли бы Вы дать мне знать в скором времени[122], что Министерство авиации думает по поводу возможности этих предложений. Я очень надеюсь, что есть возможность сделать хоть что-то. Премьер-министр заверил меня в своем согласии»[123].
Заметим, какое колоссальное различие по формулировке и стилю изложения между этим письмом и поручением Черчилля: «Выжми из ВВС все, что сможешь, и при необходимости ссылайся на меня».
Неудивительно, что сэр Арчибальд ответил в заданном тоне: «Я не уверен, что это действительно сможет помочь жертвам… Расстояние до Силезии от наших баз полностью исключает возможность чего-то подобного»[124]. При этом днем раньше было принято решение о бомбардировке Моновица, а четыре самолета-шпиона там уже побывали.
Более того, через две недели Министерство авиации отправило самолеты гораздо дальше, чем в Освенцим, – в Варшаву. Они доставили окруженным польским партизанам грузы и продовольствие. Управляли самолетами пилоты-добровольцы, как англичане, так и поляки. 8 августа 22 самолета британских Королевских воздушных сил взлетели с базы в Фодже и 17 августа вернулись на нее. Они пролетали либо прямо над Освенцимом, либо неподалеку от него. Расстояние до Освенцима, которое, по словам министра, «полностью исключает возможность чего-то подобного», внезапно сократилась. Освенцим вдруг стал просто перевалочным пунктом на пути к гораздо более отдаленным целям. Быть может, помощь полякам просто не входила в «что-то подобное»?
Почему же антисемиты по обеим сторонам Атлантики бесстыдно лгали о невозможности разрушить Освенцим, хотя факты со всей очевидностью говорили об обратном? Военные пользовались своим авторитетом в военных вопросах, так что гражданские лица просто не решались с ними спорить, даже если иногда и владели фактами. Кроме того, спорить с решением, принятых из военных соображений, означало обнаружить недостаток патриотизма, и немногие хотели рисковать репутацией. Между тем факты убедительно говорят о том, что все приводимые военными доводы были беспочвенны.
А почему письмо Энтони Идена министру авиации так разительно отличается от его разговора с Черчиллем? Почему он вырезал из окончательного варианта письма слова «в скором времени»? Разве это был не срочный вопрос? Он прекрасно знал, что каждый день задержки означал смерть тысяч людей.
Все это время между 6 июля и последней бомбардировкой Варшавы 17 августа каждый день на фабрику смерти в Освенциме со всех концов Европы прибывали тысячи новых жертв. Если настоящая причина демарша военных была не военной, то, быть может, она была политической? Какой же политики придерживались военные?
Принимая решение, человек руководствуется не только фактами и логикой. Невозможно избежать влияния психологических и эмоциональных факторов. Рассмотрим некоторые психологические факторы, которые могли сыграть роковую роль в случае Освенцима.
Существуют доказательства, что открытый антисемитизм не раз влиял на принятие важнейших решений. Еще чаще встречается антисемитизм скрытый. Как иначе объяснить, что столько ключевых функционеров Союзников стали пособниками в германском Окончательном решении?
Британский министр иностранных дел Иден был ярым антисемитом. Он не просто недолюбливал евреев, он их ненавидел[125], и его сотрудники хорошо об этом знали.
Когда мы утверждаем, что умами британских чиновников владел антисемитизм, мы ссылаемся ни на кого-то, а на самого информированного человека того периода – Уинстона Черчилля.
Когда началась Вторая мировая война, лидеры сионизма предложили создать еврейский легион, который участвовал бы в боевых действиях в составе войск Союзников. В 1942 году это предложение было озвучено повторно. Британское Военное министерство и Министерство по делам колоний сказали категорическое «нет». Черчилль же это предложение одобрял, а его противников считал антисемитами. В послании министру по делам колоний лорду Крэнборну от 5 июля 1942 года Черчилль написал:
«Сейчас, когда этим людям угрожает прямая опасность, мы непременно должны дать им возможность защищаться»[126].
В том же году в письме другу Черчилль назвал антисемитизм «распространенным» и заметил, что он сильно вредит Великобритании. А сэра Эдварда Спирса, британского посланника в Сирии, Черчилль предупреждает от «сползания в обыкновенный антисионизм и антисемитизм, столь распространенный среди британских должностных лиц»[127].
Еще один случай особо циничного антисемитизма в британском Министерстве иностранных дел произошел 7 сентября 1944 года. В это время МИД уже был хорошо осведомлен о всех ужасах Освенцима. Секретарь Палаты представителей британских евреев А. К. Бротман пишет МИД, что поскольку советская армия постепенно продвигается с востока на запад, а множество евреев томится в нацистском плену именно на востоке, с Советским Союзом нужно сотрудничать в освобождении евреев. Вот ответ А. Р. Дью из МИД:
