Заговор францисканцев - [6]

Монах стиснул обломки зубов, скрипнул ими во вспыхнувшей заново злобе на Лео и – неожиданно – на самого себя. Надо было просто отобрать у мальчишки письмо. К старости он стал туго соображать. В палаццо он попросит у старого синьора пергамент. Надо переписать письмо, пока еще не все стерлось в памяти. Старый Джанкарло носит перстень братства; он не пожалеет усилий, чтобы погасить возникшую их тайне угрозу.

2

Конрад и Фабиано закутались в свои плащи и улеглись, свернувшись, по разные стороны очага. Отшельник лежал, глядя, как цвет потолка сменяется с зеленоватого на серый, и слушая ровное, легкое дыхание мальчика. По углам шуршали мыши, вышедшие на поиски хлебных крошек. Ночные охотники покрупнее бродили в зарослях за стеной, а с дальнего пруда доносился непрестанный лягушачий хор. От холодного порыва ветра Конрад вздрогнул. В иные ночи глубокий сон мешал ему заметить сквозняк и шорохи ночных тварей.

Но сегодня ему не спалось. Мысленно он снова и снова перечитывал послание Лео. Все в нем было не так – почерк, слова, даже желтоватый, как свежие сливки, пергамент, на котором оно было написано. Лео почитал мадонну Бедность не менее страстно, чем сам святой Франциск. Будь у него деньги, он не стал бы тратить их на дорогую кожу ягненка. Нет, он отдал бы их какому-нибудь бедняку.

К тому же Конрад не знал, что думать о посланце. Ему не верилось, чтобы Лео доверил важное послание бесенку из Сакро Конвенто. Никому из главной обители наставник его не доверял. В последние десятилетия он тщательно скрывал свои трактаты от других братьев из страха перед конфискацией. Даже Конраду, которого считал своим духовным сыном, отдал всего один свиток. Остальные Лео хранил в монастыре Бедных женщин в Сан-Дамиано. Туда не было ходу ни одному мужчине, кроме отца-исповедника, и рукописи там были надежно скрыты от ищеек Бонавентуры.

С другой стороны, Фабиано выдержал опасный переход через Апеннины и сумел отыскать отшельничью хижину Конрада. Способный мальчуган. И он говорил как о знакомом о брате Салимбене, хотя Конраду не понять, что общего у этого головастика с той старой жабой.

Он припомнил жирного хрониста, посетившего Сакро Конвенто среди своих бесконечных странствий. Целый день вокруг Салимбене толпились любопытные братья, жадно слушавшие его хвастливые россказни. Конрад с отвращением вспоминал его тучное брюхо, свисавшие на плечи щеки и потную розовую лысину – плоды обильных пиршеств при дворах знатных синьоров.

Переведя взгляд на остывающие угли очага, отшельник заметил, что юный Фабиано тоже дрожит. Ребенок, конечно, не привык к холодным ночам высокогорья. Повернувшись на бок, Конрад принялся раздувать тлеющие угли, пока вверх не взлетела россыпь ярких искр. Тогда он подбросил хвороста и развел новый костерок.

– Не надо! – вскрикнул вдруг Фабиано. Конрад опешил. Чем он мог напугать мальчика?

– Чего «не надо»? – тихо спросил он.

Послушник не отозвался, и Конрад понял, что тот кричал во сне. Кошмар приснился. Ноги мальчика дергались под плащом – спящий убегал от невидимой опасности.

Конрад склонялся над мальчиком, пока тот не затих. Только тогда и отшельник закрыл глаза. Раздражение, от которого сводило внутренности, отступило, сердцебиение успокоилось, встревоженные мысли улеглись.

Он не сознавал, много ли прошло времени, спал он или бодрствовал, когда под веками у него стало разрастаться голубоватое сияние. Два инока, одетых в лохмотья, окутанные сапфировым светом, склонились над ним. Младший из братьев опустил изъязвленную руку на плечо старшего.

– Конрад, – позвал его тот, чья тонзура белела сединой.

Губы говорящего не двигались. Голос был полон нежности и любви, от которых зазвенела каждая жилка в теле отшельника. Он узнал своего наставника, а рана на руке второго подсказала, кто его спутник.

– Брат Лео! Брат Франческо!

Он хотел заговорить, но ни звука не слетело с его губ.

– Открой истину в легендах, – повторил Лео суть своего послания.

Слова его эхом отдались в мозгу Конрада, хотя старик, казалось, скорее думал, чем говорил.

– Так это ваше письмо? Оно так не похоже...

– Не обижай гонца. Она исполнила трудную задачу. Будь снисходителен к ее незрелым летам. Тебе еще понадобится ее помощь в грядущих трудах.

– Она?! Ее помощь?

Он сел рывком и уставился через очаг на Фабиано, обратившего к огню узкую спину. Как он прежде не заметил изгиба бедер?

К видению святых следует относиться серьезно. Голоса, услышанные в молитвенном экстазе или в глубоком сне, всегда вещают истину. И теперь они объявили, что ему нельзя оставаться в одной хижине с Фабиано. Ибо разве не предостерегал святой Хризостомо: «Через женщину проникает дьявол в сердце мужчины»?

Конрад положил в огонь последнюю сухую ветку, накинул свой плащ на сонную фигурку и на цыпочках прокрался по соломе к двери. Мыши разбегались у него из-под ног.

Холодный воздух ужалил щеки и уши. Отшельник прижался к стене у дверного проема, обхватил руками колени и возвел глаза к ясному морозному небу. «Лео, что вы делаете со мной? Вы ведь знаете, я не имел дела с женщинами!»

Он был подростком, когда покинул семью Розанны, и с тех пор едва ли хоть раз заговаривал с женщиной. В то последнее лето у него даже от ее загадочной улыбки, от намекающего блеска темных глаз стучало в висках и заходилось сердце. За прошедшие с тех пор годы он привык благословлять боль разлуки как посланную ему Господом во спасение. Им даже не дали попрощаться. В тот день, когда отец Розанны так внезапно отправил его в обитель братьев в Оффида, девочка, по словам ее матери, была нездорова и не могла выйти к завтраку.