Заговор францисканцев - [146]

– Единство членов мистического тела Церкви есть благословение Божье, – продолжал Григорий, – особенно – единство среди братьев. Фра Джироламо сообщил нам свое намерение использовать тебя как посредника, чтобы исцелить раскол в рядах ордена – после того, разумеется, как сам ты исцелишься от того, что мучает тебя. Возвышенная и важная миссия. Теперь, когда мы оторвали его от ордена ради собственных целей, он должен будет еще более полагаться на братьев, подобных тебе. Признаться, с личной точки зрения, как и с точки зрения блага Церкви, мы бы считали, что твое освобождение более чем оплачено исполнением этой миссии.

Понтифик внимательно заглянул ему в лицо, с которого Конрад старался стереть всякое выражение. Он еще не оправился от первого удивления, и к тому же не хотел открываться перед папой, пока тот полностью не откроет свои намерения.

– Фра Джироламо весьма симпатизирует мужам духа. Он вырос в Асколи, в болотах, где скрываются спиритуалы. Однако он понимает, что для исполнения задуманной святым Франциском реформации Церкви более полезны умеренные и практичные братья, способные разрушить преграду между священнослужителями и народом. На наш взгляд, вашему ордену следовало бы сосредоточиться более на простоте, нежели на бедности, более на строгости нравов, нежели на аскезе. Различия между ними тонки, но ваша строгая практика дает слишком узкую тень, между тем как в более широкой могло бы укрыться больше верующих. – Папа жестом указал на рясу Конрада. – В частности, мы предпочли бы видеть братьев одетыми в рясы из доброй крепкой материи, которой хватит на много лет и которая не позволит им отвлекаться от духовного в холодной базилике, нежели одетыми в лохмотья. Мы надеемся, что ты, по размышлении, примешь тот же взгляд.

Григорий встал и подошел к окну, обратив к Конраду спину. Тот украдкой погладил заплатанный рукав своей рясы. Повторялся давний спор с донной Джакомой, и он чувствовал, как к щекам приливает кровь.

Григорий продолжал:

– Фра Джироламо сообщил нам, что ты готов удовлетвориться работой в лепрозории, однако мы полагаем, что Бог ждет от тебя большего. Мы предложили твоему генералу дать тебе время для размышлений в братстве на горе Ла Верна, где ты сможешь поразмыслить о высшей цели жизни святого Франциска, о том, что она значит для всей церкви, для всех верующих!

«А, значит, речь все же о том, чтобы заткнуть мне рот...»

– Почему на Монте Ла Верна? – спросил он с наигранным простодушием.

Ответ был ясен: потому что именно там святой Франциск приобрел свои язвы. Что же, Григорий и Джироламо смеются над ним?

– Разве истина не остается повсюду той же и неизменной? – продолжал он, уже уверенный, что папе известно, какую истину он подразумевает.

Спина понтифика застыла.

– «Quid est Veritas?» – Пилат Господа. – «Что есть истина?» К сожалению всего человечества, он не дождался ответа Иисуса. Весь род человеческий возрадовался бы, услышав тот ответ. Мы прожили вдвое дольше тебя, фра Конрад, и немалую часть жизни отдали чтению хроник и летописей, долженствующих точно отображать бывшее. И мы заметили, что под пером писца истина принимает любую форму так же послушно, как железо под молотом оружейника.

– Но я совершенно уверен, что святой Франциск был прокаженным!

Григорий обернулся к нему. На лице его была боль, словно такая прямота поразила папу.

– Однажды некоему мудрецу представилось, что Бог протягивает ему правую длань, в коей была скрыта вся истина вселенной. В левой же Создатель держал лишь деятельные поиски истины, ограниченные способностью человека ошибаться в своих поисках. И Он сказал мудрецу: «Выбирай!» Тот смиренно избрал левую длань Господа, говоря: «Божественный Отец, даруй мне сие, потому что совершенная истина принадлежит Тебе одному».

Свистящий голос папы дал трещину, когда он добавил:

– Сегодня на площади ты должен был убедиться, что истина, за которую ты цепляешься, не столь проста, не столь абсолютна. Твоя истина может обернуться копьем, пронзающим сердце народной веры.

Конрад опустил голову. Уверенность в своей правоте заставила его преступить границу. Между тем он обязан относиться к верховному понтифику с безоговорочным послушанием и благодарностью.

– Святой отец, прости мне мою гордыню, – сказал он и закрыл глаза.

Сердце разрывалось от бушующего в нем смятения. Он продолжал еще тише:

– Глядя на толпу, я пришел к тому же заключению, что и ваше святейшество, и вечно раскаивался бы, если бы подорвал благочестие народа. Верно, сказал я себе, еще не время открывать эту тайну. Однако, из уважения к той же истине, не следует ли нам по крайней мере оставить запись в одной из хроник для тех, кто придет после нас?

– Нет.

Слово прозвучало тихо, но твердо, и папа коснулся его плеча.

– Нет, сын мой.

Конрад поднял лицо, пораженный нежданной лаской понтифика.

– Но мы у тебя в долгу за муки, перенесенные тобой, и потому... потому что мы согласны с фра Джироламо, что ты, возможно, прав. Твое открытие не должно умереть навсегда – только на время. Когда Бог захочет, Он воскресит его так же легко, как Он воскресил своего Сына. Итак, согласимся вот на чем: с тобой на гору Ла Верна отправится один из братьев, и ему ты можешь передать устное предание о своем Франческо Прокаженном. Устное, не письменное. Остальное оставь в руке Бога.