Загон Скота - [3]
Прошло, наверное, несколько минут, и все закончилось. Дональд отвалился на спинку стула и медленно покачал головой.
– И что с вами делать? – спросил он. Те даже не пытались отвечать.
Отпустив Тэма и Ричи, Дональд повернулся ко мне.
– Тебе придется ехать с ними и кончать с Маккриндлом. Неважное начало, да?
– Не очень, – согласился я. Он словно бы намекал, что я как-то причастен к обвисанию ограды мистера Маккриндла, – такая вина по ассоциации, хотя я познакомился с Тэмом и Ричи примерно десять минут назад.
– Когда приедете на место, убедись, что ограда прямая, – добавил Дональд. Я уже начал было задаваться вопросом, когда же он поднимет тему прямизны. Все знали, что у Дональда на этом пунктик. Часто замечали, как он при постройке оград прищуривается вдоль линии кольев, проверяя, ровная она или нет. Ясное дело, ограде лучше быть прямой – хотя бы для красоты, – но Дональд стремился к идеалу. А мистер Маккриндл своим звонком доказал: фермеров больше всего заботит, чтобы их ограды были туго натянуты. Иначе в них невозможно загонять скот. Нас же снова гнали теперь к ограде мистера Маккриндла потому, что она обвисла, – и только поэтому. Сомневаюсь, что он вообще смотрел, прямая она или нет, как бы там ни дергался Дональд. Вероятнее всего, прямая, но если вдруг почему-то нет, то что ж мне теперь? Выдергивать все колья и начинать заново? Стремление Дональда к совершенству, казалось, заходит чересчур далеко. Послушать его, так мы здесь точными науками маемся. А мы, в конце концов, просто строители оград. Весь процесс – как два пальца обмочить. В землю вкапываешь колья, между ними натягиваешь проволоку и едешь дальше. В прошлой шарашке мы так и делали. Работа нудная, но сказать по правде, настолько простая, что даже бригадир не нужен. Мы ее просто делали. А когда заканчивали ограду, она неизменно выходила прямой – более или менее.
Тэм и Ричи, конечно, ничуть не упростили себе задачу, построив ограду, которая обвисла. Судя по всему, они проишачили несколько дней у Маккриндла, а вчера вечером неожиданно вернулись и заявили, что все готово. Дональд рассчитывал, что на контракт уйдет неделя, а они вернулись на день раньше. Утренний звонок просто подтвердил ему, что Тэму и Ричи нужен надсмотрщик.
– И вот еще что, – прибавил он. – Ричи не нужно пускать за руль.
– А это почему? – спросил я.
– Наша новая политика – я разработал ее, чтобы сократить расходы на страхование. Отныне транспортом компании управляют только бригадиры. Ричи запрещено.
– Ты ему об этом сказал?
– Ему Роберт сказал, – ответил он.
– А Тэму можно?
– А ему запретил констебль.
Теперь, когда Дональд полностью сосредоточился на мне, я, оказывается, разглядывал главным образом стол, а не смотрел Дональду в глаза. Есть у него такая привычка – подолгу не мигая таращиться; очень сбивает с толку. Даже Тэм и Ричи под его взглядом съеживались. Где-нибудь в поле они походили на дикарей, на лоботрясов-металлистов с длинными патлами, как у викингов. Если б не резиновые сапоги, вид у них был бы довольно угрожающий. Но один долгий взгляд Дональда – и они обмякали. Пока тот допрашивал их об ограде мистера Маккриндла, оба по преимуществу изучали пишущую машинку на столе, – и я теперь делал то же самое. В ней торчал лист бумаги, я прочитал вверх ногами: «Бригада №3» – и ниже три имени. Одно – мое. Пытаясь разобрать два остальных, я понял, что Дональд замолчал.
– Запретил констебль? – переспросил я.
Мне показалось, что он так пошутил, поэтому я ухмыльнулся и продолжил:
– А, ну да. Ха.
Дональд лишь смотрел на меня, поэтому я вышел.
Тэм и Ричи опять сидели в кабине пикапа – рядышком на пассажирском сиденье, скрестив на груди руки. К инвентарю, похоже, и не притрагивались.
– Нормально, – сказал я. – Вы не хотите закончить с сортировкой?
– Не особо, – ответил Ричи.
Я попробовал подойти иначе:
– Ладно. Тогда сначала все рассортируем, а потом поедем к мистеру Маккриндлу.
– А когда у нас перерыв? – спросил он.
– У вас он только что был, – ответил я.
– Когда?
– Когда вы ели сэндвичи.
– А.
– Тогда можно мы сначала курнем? – спросил Тэм.
– Ну, наверно, – ответил я.
– Хочешь?
– Э-э… нет, спасибо. Как бы то ни было.
И мы посидели в грузовике еще несколько минут, пока они не выкурили еще две сигареты Ричи.
– Дональд-то наехал слегка, а? – заметил я через некоторое время.
– Ёбть, – подтвердил Ричи.
Повисла пауза, потом заговорил Тэм:
– Я, блядь, ненавижу просто, когда он нас в контору вызывает.
Я кивнул.
– Так что там с этим мистером Маккриндлом? – спросил я.
– Он к нам все время подкрадывался, – ответил Тэм.
– А, да?
– И про ограду спрашивал все время. Никак отвязаться от него не могли.
– Может, ему интересно было, – предположил я.
– Ха, – сказал Тэм.
– А по-моему нормальный, – сказал Ричи. – Чаю нам как-то раз налил.
– Эка, блядь, невидаль! – рявкнул Тэм. – Да он нос совал постоянно. Помнишь, из-за дерева еще подглядывал?
– А, – отозвался Ричи. – Про это я забыл.
– Это еще зачем? – поинтересовался я.
– Шпионил, – объяснил Тэм.
– А, да?
– А потом подваливает такой: «Ну, как дела, мальчики?»
– Может, он просто подружиться хотел? – спросил я.
«– Хотя вот еще что, – сказал он, пошелестев бумажками в папке. – Я тут просматривал ваш ежедневный пробег за декабрь. Судя по этим записям, в среду, четвертого, вы сделали шестьдесят три мили, в четверг, пятого, – шестьдесят три мили, а в пятницу, шестого, – один миллион двенадцать тысяч двадцать две мили. Куда вы ездили в тот день?..»Один из самых ярких представителей современной британской литературы «черный юморист» Магнус Милл ззнает, о чем пишет. Восемь лет он строил ограды, двенадцать лет– водил автобус.
Проснувшись рано утром Том Андерс осознал, что его жизнь – это всего-лишь иллюзия. Вокруг пустые, незнакомые лица, а грань между сном и реальностью окончательно размыта. Он пытается вспомнить самого себя, старается найти дорогу домой, но все сильнее проваливается в пучину безысходности и абсурда.
Когда твой парень общается со своей бывшей, интеллектуальной красоткой, звездой Инстаграма и тонкой столичной штучкой, – как здесь не ревновать? Вот Юханна и ревнует. Не спит ночами, просматривает фотографии Норы, закатывает Эмилю громкие скандалы. И отравляет, отравляет себя и свои отношения. Да и все вокруг тоже. «Гори, Осло, гори» – автобиографический роман молодой шведской писательницы о любовном треугольнике между тремя людьми и тремя скандинавскими столицами: Юханной из Стокгольма, Эмилем из Копенгагена и Норой из Осло.
Книга посвящается 60-летию вооруженного народного восстания в Болгарии в сентябре 1923 года. В произведениях известного болгарского писателя повествуется о видных деятелях мирового коммунистического движения Георгии Димитрове и Василе Коларове, командирах повстанческих отрядов Георгии Дамянове и Христо Михайлове, о героях-повстанцах, представителях различных слоев болгарского народа, объединившихся в борьбе против монархического гнета, за установление народной власти. Автор раскрывает богатые боевые и революционные традиции болгарского народа, показывает преемственность поколений болгарских революционеров. Книга представит интерес для широкого круга читателей.
Французская романистка Карин Тюиль, выпустившая более десяти успешных книг, стала по-настоящему знаменитой с выходом в 2019 году романа «Дела человеческие», в центре которого громкий судебный процесс об изнасиловании и «серой зоне» согласия. На наших глазах расстается блестящая парижская пара – популярный телеведущий, любимец публики Жан Фарель и его жена Клер, известная журналистка, отстаивающая права женщин. Надлом происходит и в другой семье: лицейский преподаватель Адам Визман теряет голову от любви к Клер, отвечающей ему взаимностью.
Селеста Барбер – актриса и комик из Австралии. Несколько лет назад она начала публиковать в своем инстаграм-аккаунте пародии на инста-див и фешен-съемки, где девушки с идеальными телами сидят в претенциозных позах, артистично изгибаются или непринужденно пьют утренний смузи в одном белье. Нужно сказать, что Селеста родила двоих детей и размер ее одежды совсем не S. За восемнадцать месяцев количество ее подписчиков выросло до 3 миллионов. Она стала живым воплощением той женской части инстаграма, что наблюдает за глянцевыми картинками со смесью скепсиса, зависти и восхищения, – то есть большинства женщин, у которых слишком много забот, чтобы с непринужденным видом жевать лист органического салата или медитировать на морском побережье с укладкой и макияжем.
Апрель девяносто первого. После смерти родителей студент консерватории Тео становится опекуном своего младшего брата и сестры. Спустя десять лет все трое по-прежнему тесно привязаны друг к другу сложными и порой мучительными узами. Когда один из них испытывает творческий кризис, остальные пытаются ему помочь. Невинная детская игра, перенесенная в плоскость взрослых тем, грозит обернуться трагедией, но брат и сестра готовы на всё, чтобы вернуть близкому человеку вдохновение.