Загадочный остров Пасхи - [14]

Глава XIV. ПОДЗЕМНЫЙ МИР - ТАИНСТВЕННЫЙ МИР

Нам предстояло впервые открыть пещеру-тайник. На острове есть тысячи пещер. Они служили и укрытиями, и жилищами, и гробницами, но все они отличаются от пещер-тайников хотя бы уже тем, что вход в эти тайники обнаружить невозможно. Однажды вечером мы решили исследовать одну такую пещеру, расположенную на равнине Хоту-Ити. Ночь была ясная, легко можно было обойтись без лампы. Полчаса ходу - и мы на месте. Осторожно, чтобы ничего не повредить и не оставить следов, наш друг раздвинул заросли папоротника, соскреб тонкий слой земли, потом прислушался. Ночное безмолвие нарушалось только топотом испуганной чем-то лошади. И снова молчание. Слышен лишь шум ветра. Очень осторожно он вынул одну, затем другую, плотно пригнанную каменную плиту, закрывавшую вход. Глазам открылся очень узкий, только-только по ширине тела, лаз, облицованный безукоризненно отполированными плитами. Один из нас остался наверху. Спустившись внутрь, мы зажгли факелы. Пещера была метров 10 длиной, но встать во весь рост в ней пока нельзя. По обеим сторонам мощеного входа находились маленькие каменные ниши. Внутри пещеры мы сначала не увидели ничего, кроме грязи и ила, принесенного сюда приливом, затопившим Хоту-Ити. Раскопки, растянувшиеся на шесть дней, а точнее, на шесть ночей, начались сразу же. Поскольку мусор наружу выбрасывать было нельзя, мы решили начать расчистку из глубины пещеры, постепенно отбрасывая землю к выходу. Слой грязи не превышал 40 сантиметров, и вскоре в глубине пещеры, заканчивающейся абсидой, мы добрались до пола. Постепенно перед нами вырисовывался каменный ковер, отполированный руками человека. В центре он был разделен странным желобом, шириной 10 и глубиной 8 сантиметров. К нему стекалось множество мелких желобков, исчезавших там, где свод соединялся с полом. Интересно, что желоб был заполнен киеа, красной землей, которой некогда мужчины и женщины разрисовывали себе тело и которая использовалась также для лечения ран и смазывания только что отрезанной пуповины. По мере того как мы расчищали поверхность, перед нами открывался пол из настоящего полированного мрамора. Он сверкал при свете факелов, как листок, покрытый росой, на котором вырисовывались прожилки, красные от киеа. После упорного труда мы расчистили наконец всю пещеру, образованную громадным пузырем лавы. Это была либо пещера-больница, либо место, где происходил ритуал посвящения. Но вся эта масса киеа, принесенная сюда и потом зачем-то рассыпанная, нас очень заинтересовала. Пришлось долго рыться в мусоре, в углублениях стены, над входом в тайник, и именно там, в нише, мы вскоре нашли удивительный предмет - единственный на острове Пасхи. Этот предмет даст понять некоторым ученым, что, по нашему мнению, в исследованиях нужно учитывать не только полинезийское заселение острова. Это была маленькая фигурка из базальта, 30 сантиметров высотой, но, к сожалению, без головы. Изваянная в прекрасном стиле, она воспроизводила позу рожающей женщины. Мои друзья воскликнули: "Это место, где женщины давали жизнь детям вождей!" Не знаю, так ли это было в действительности, но я был уверен, что мы находились в помещении, служившем чем-то вроде больницы, где принимали роды. В дальнейшем мы нашли также много ножниц из обсидиана, судя по их форме, они могли использоваться и для хирургических целей. На острове Пасхи это было первое открытие такого рода. Однако самой важной и интересной была фигурка женщины. Как жаль, что у нее нет головы, которая могла бы очень помочь в определении ее стиля и происхождения. Ночи напролет мы искали ее в мусоре. Голова, вероятно, была отколота очень давно, так как излом был старый и имел такую же патину, как и вся фигурка. Но откуда появилась здесь эта статуэтка? По этому поводу, естественно, возникает много мнений. Во всяком случае, если бы она была не единственной на острове, проблема выглядела бы иначе. Произошло бы то же самое, если бы мы нашли глиняную посуду, которую так упорно искали, вспоминая указания Роггевена, первого европейца, побывавшего на острове: "Для приготовления еды они, как и мы, пользуются глиняной посудой". Именно такие мелкие факты могут опрокинуть любые предположения. Это была первая пещера-тайник, которую нам удалось увидеть. Перед нами открылся другой мир подземное царство. В последнюю ночь все опять было тщательно замаскировано, сомкнулись листья папоротника, и в пещере, быть может навсегда, воцарился покой. Все чаще и сильнее лили дожди, становилось все холоднее, и вскоре нам предстояло покинуть лагерь. В те несколько дней, которые оставались, мы с утра отправлялись к пустынным местам через блестящее от дождя плато Пойке. После сильного дождя мы находили там то каменные топоры, токи, то каменные развалины дома, как будто нагроможденные колдуньей. По плато бродило около 10 тысяч овец, мокрых и тупых. Пугаясь наших лошадей, блея, они бросались в глубь вечной пустыни, по которой бродят день за днем. Завтра, чтобы помочь нам перевезти лагерь, приедет джип директора Фундо. Только один день нам осталось провести в этой гигантской пустыне, а осмотреть надо было хотя бы бегло еще два места. На холме, обращенном к заливу Лаперуза, друзья рапануйцы показали нам изумительный домлодку. Огромные камни его фундамента были сплошь покрыты наскальными изображениями [Эти камни следовало бы выкопать, чтобы тщательно изучить изображения, которые кажутся мне чрезвычайно интересными]. Это был единственный дом такой величины и с такими украшениями, который нам довелось увидеть здесь. Обработка камней и расположение дома позволяют предположить, что он был, вероятно, одним из самых красивых на острове, и я снова и снова вспоминаю эту вечно новую архитектуру, вписывающую свои строгие линии в хаотический пейзаж. Последнее паломничество к вулкану. Горько покидать этих вечно безмолвных, стоящих и лежащих каменных великанов. Пошел дождь, и утес засверкал миллионами причудливых отблесков. То тут, то там в лужах отражались изменчивые лики статуй. То тут, то там, обещая дождь, бродили, собираясь, тучи. Я стоял, внимательно вглядываясь в лицо великана, испещренное щербинами, как будто после какой-то странной оспы. Один из наших друзей, увидев, как внимательно я рассматриваю эти пятна, сказал: - Франсис, ты знаешь, что это такое? Нет. - Такими цветными точками покрывали лица ученых, изучавших небо. Это небо, расцвеченное в нашу последнюю ночь яркими точками звезд, было небом безмолвия. На рассвете лагерь был снят. Начинался дождь, и мы с покорным безразличием ждали джип. Мы возвращались в деревню к людям, а позади, как будто стараясь спрятать от нас скалу богов, скакали на лошадях наши друзья. За ними мчался табун одичавших лошадей, вздымая в воздух землю острова, уже превратившуюся в прах. Остановка в Ваитеа, на ферме морского ведомства. Здесь есть вода, и, когда английская компания захватила власть на острове, именно здесь был создан животноводческий центр. Эвкалипты и цветы вокруг дома нашего чилийского друга изменили пейзаж, придав ему некоторую мягкость. Изысканная вежливость, небольшой отдых, и снова в путь, к нашему убогому дому, где ждет нас моя жена. Дорога, если ее можно так назвать, извивается между камней до самых ворот лагеря Ханга-Роа. Сигнал автомобиля - сторож торопится открыть ворота. Мы, белые, въезжаем быстро, очень быстро, так как я спешу к людям, которых люблю и которых солнце и дождь раскрасили, как индейцев.