Загадочный город - [29]
— Хейман Солт.
К изумлению ботаника, человек-горностай без труда перешел на английский.
— Нам нужна помощь, — сказал Ферокс. — Грядут большие потрясения.
— Почему?
— Saeculum.
Солт внимательно всматривался в лицо существа. На нем отражались злоба и хитрость, но за ними проглядывал страх.
— Saeculum — ты имеешь ввиду цикл? Это кое-что объясняет… — Солт махнул рукой на головки семян на лугу.
— Кто-то должен идти отсюда туда в зрелое время.
Солт подумал, уж не ослышался ли он. Зрелое или верное? Переспросить он не успел, потому что Ферокс внезапно закричал, повернувшись к лесу:
— Fugite! Бегите!
Дополнительного приглашения Солту не понадобилось: из леса выплывали светящиеся диски. Ферокс схватил фонарик Солта и направил его на плиту; в траве еще виднелся его след, как за кораблем. Солт все понял: «Я их отвлеку, а ты беги». Пока он бежал, у него над головой пронесся светящийся грибовидный диск, сверкая утопленными глазками и тонким полумесяцем по-акульи острых зубов.
— Saeculum! — зарычал Ферокс у него за спиной, как бы закрепляя сказанное ранее, но больше Солт не оборачивался до тех самых пор, пока не отбежал на достаточное расстояние.
Он видел, как человек-горностай отражал атаки грибов, разворачиваясь и уклоняясь с воинственной грацией; он крутил копьем то у пояса, то над головой. С каждым успешным ударом гас один из источников света.
Обратный путь оказался еще более болезненным, чем дорога сюда. Солт упал на колени и застонал. Обычно плита довольно быстро восстанавливалась. Взволнованный, он немного подождал и снова попробовал пройти, но плита не отвечала; при прикосновении она казалась необычно безжизненной.
Дверь захлопнулась у него за спиной.
Saeculum.
Солт бродил по прогалине вокруг плиты, в темноте давая волю бессильной ярости, а снег продолжал сыпать. Пришлось прибегнуть к единственному утешению, которое было под рукой, — фляге с виски, которая с каждой новой неудачей пустела все быстрее. Он думал о том, что перемещение камней могло быть как-то связано с закрытием прохода и даже с циклическим кризисом Лост Акра. От этой теории настроение его портилось еще больше.
Напившись, он пнул ведущую теперь в никуда плиту, упал на спину и стукнулся головой. Закрыв глаза, он расслабился и позволил пронизывающему холоду снять его боль.
— Откуда ты знал, что он тут будет? — спросил человек, в котором Солт опознал Билла Ферди.
— Нутром почуял, — ответил второй голос.
— Да он весит целую тонну.
— Он — круглый дурак, — произнес второй голос, который тоже понемногу становился знакомым.
Солт окончательно пришел в себя в тот момент, когда его взвалили на плечи. Он застонал.
— Шляпа… Что-нибудь еще? — вновь подал голос второй.
— Ни черта не вижу, — ответил Ферди.
— Нужно поскорее отнести его домой, — сказал второй. — Через двадцать минут начнется метель.
В своем почти бессознательном состоянии Солт все же понял смысл этого замечания и тут же узнал обладателя второго голоса — соседа Ферди, Ференсена, того самого человека, который каким-то мистическим образом за несколько часов с удивительной точностью предсказывал потепление, мороз, дождь и снег. Жители деревни за глаза называли его Заклинателем Дождя.
— Оставьте меня в покое!
— А ну молчать! Ты и так уже достаточно натворил, — твердо сказал Ференсен. Из своего перевернутого положения Солт все же сумел рассмотреть старика и копну его седых волос.
— Я не просил вас о помощи! — закричал Солт и отключился прежде, чем Ференсен успел на это ответить.
Снегопад утих, и на горизонте показалась ферма семейства Ферди, — стога сена выплыли из темноты, похожие на пришвартованную в гавани флотилию. На холме за фермерским домом возвышалась шестиугольная башня, где обитал Ференсен, — ее местонахождение за снежной пеленой выдавал только свет в окнах.
— Ко мне? — спросил Ферди. — Моя Меган делает недурственное тонизирующее.
— Но отнюдь не такое сильное, какое готовлю я, — ответил Ференсен. — К тому же мне нужно перекинуться с ним словечком.
Билл Ферди, как всегда, подчинился Ференсену, но ответ его жильца на вопрос, откуда тот узнал о местонахождении Солта — «нутром почуял», — показался ему как минимум неполным. Он почувствовал, что надвигаются неприятности.
В башне Ференсена имелась одна-единственная комната, в которой хозяин предавался размышлениям, учился, делал упражнения, готовил, наблюдал за звездами, хранил книги, спал, мылся и жил. Он спускался в главный дом лишь ради ванны или компании. Комната словно сошла с картинки, иллюстрирующей задачку на запоминание, столько всего в ней умещалось.
Три стороны шестигранника занимали тянущиеся от пола до потолка книжные стеллажи (а потолок там был очень высоким), помеченные сверху резными буквами: «Естественные науки. Античность. Дела рук человеческих (разное)». Две прилегающие стены были заняты односпальной кроватью и причудливой конструкцией, служившей душем. Последнюю стену напротив входа украшал богатый камин, широкий и глубокий, с деревянной полкой, которую в лучших традициях Ротервирда покрывала резьба самого гротескного характера. Напротив камина, точно перед сценой в зрительном зале, стоял диван и несколько стульев эпохи короля Иакова, с плетеными сиденьями и высокими спинками. С поперечных балок потолка свисали карты с изображением звездного неба, океанов и ротервирдского Западного леса; на последней были густо отмечены места, где водились редкие виды фауны. На поддерживаемых блоками горизонтальных балках висели трости, пальто, шляпы, плащи, костюм пчеловода и парашют. Подобное разнообразие свидетельствовало о том, что обитателем дома является эрудит, ни во что не ставящий «Исторические предписания».
