Загадочные события во Франчесе - [66]

Он остановился, услышав громкий смех Кевина. Это был короткий, торжествующий смешок.

— Вы поняли? — спросила Марион.

— Да, — тихо сказал Кевин. — Вот этого она не учла.

Роберт подошел к ним, Марион отодвинулась от окна, и он понял, о чем идет речь. Край крыши с маленьким парапетом загораживал ту часть двора, где подъездная дорожка раздваивалась. Человек, которого заперли на чердаке, не мог видеть, что дорожка раздваивается и образует круг.

— Дело в том, что инспектор читал заявление, когда все мы были в гостиной. И все мы знали, что описание верное, то есть оно точно подходит к нашему двору, и поэтому не усомнились в его правильности. Даже сам инспектор. Я помню, что он выглянул из окна, но совершенно машинально. Нам никому и в голову не пришло, что вид из окна не соответствует описанию. Он и на самом деле полностью совпадает с ним, за исключением одной маленькой детали.

— За исключением одной маленькой детали, — сказал Кевин. — Она приехала вечером и убежала вечером, и утверждает, что ее все время держали взаперти, значит, она не могла знать о том, что дорожка раздваивается. Роб, что там она говорит о своем приезде?

Роберт нашел нужное место и прочел: «Наконец машина остановилась, и женщина помоложе, та, у которой черные волосы, вышла и открыла ворота. Потом она опять села за руль и подвела машину к дому. Нет, было слишком темно, я не разглядела дом, я просто заметила крыльцо перед дверью. Нет, я не помню, сколько там ступенек, по-моему, четыре или пять. Да, это не очень высокое крыльцо. А потом она говорит, как ее отвели на кухню пить кофе».

— Хорошо, — сказал Кевин. — А что она говорит о побеге? В котором часу это было?

— По-моему, после ужина, — сказал Роберт, переворачивая страницы. — Во всяком случае, было уже темно. А! Вот это место. И он прочитал: «Когда я спустилась на первую лестничную площадку, ту, что над прихожей, услышала, как они разговаривают на кухне. В прихожей было темно. Каждую секунду ожидая, что они выйдут и схватят меня, я спустилась по последнему пролету и бросилась к двери. Она была незаперта, и я выбежала на улицу и побежала к воротам, а потом за ворота, на дорогу. Я бежала по дороге — да, она была твердая, как шоссе, — я бежала и бежала, сколько было сил, а потом упала в траву и, отдохнув, побежала дальше».

«Она была твердая, как шоссе», — процитировал Кевин. — То есть подразумевается, что было слишком темно и поверхность дороги она не видела.

Они помолчали.

— Мама считает, что одного этого факта достаточно, чтобы опровергнуть ее заявление, — Марион переводила глаза с Роберта на Кевина, и в ее взгляде было мало надежды. — А вы так не думаете? — Похоже, она уже знала ответ на свой вопрос.

— Нет, — сказал Кевин. — Нет. Одного этого мало. С помощью хорошего адвоката она сможет выкрутиться. Например, скажет, что поняла, что дорожка образует круг, когда поворачивала машина. Хотя на самом деле ни один нормальный человек не смог бы об этом догадаться. Такая немыслимая дорожка не может и в голову прийти. Конечно, она бросается в глаза — может, поэтому она ее и запомнила. Я думаю, этот лакомый кусочек стоит приберечь для выездной сессии суда присяжных.

— Я знала, что вы так скажете. Знаете, я нисколько не разочарована. Я так обрадовалась не потому, что это снимает с нас обвинение, а потому, что снимает с нас подозрение, которое… которое… — Она вдруг запнулась и отвела глаза.

— Которое могло замутить наши кристальные умы, — закончил за нее Кевин, бросив злорадный взгляд на Роберта. — А как вы вчера додумались до этого, когда пришли сюда убираться?

— Не знаю. Я стояла и смотрела в окно, на вид, который она описала, и думала, как бы было здорово, если бы у нас было хоть одно маленькое, микроскопическое доказательство в нашу пользу. И вдруг я услышала голос инспектора Гранта, как он читает это место в гостиной. Знаете, большую часть он рассказал нам своими словами, а те важные места, из-за чего он к нам и приехал, он зачитывал из заявления. Я услышала его голос (у него довольно приятный голос), как он читает о подъездной дорожке, которая раздваивается и образует круг, а с того места, где я стояла, ее видно не было. Может, это был ответ на мои молитвы.

— Значит, ты по-прежнему считаешь, что нам стоит «уступить» им завтра и поставить все на выездную сессию суда присяжных? — спросил Роберт.

— Да. В сущности, для мисс Шарп и ее матери это ничего не меняет. Место тут не имеет существенного значения. Я бы даже сказал, что на выездной сессии суда присяжных в Нортоне обстановка будет менее неприятной, чем в полицейском суде в родном городе. И чем меньше они завтра будут в суде, тем лучше. Завтра вам нечего предъявить суду, значит, заседание будет очень непродолжительным и формальным, зачтут обвинение, вы заявите, что оставляете за собой право защиты, вручите ходатайство об освобождении под залог, — вот и все.

Роберта это вполне устраивало. Он не хотел продлевать их завтрашние муки и вообще испытывал больше доверия к мнению, которое сложится за пределами Милфорда. Но больше всего на свете он не хотел, раз дело дошло до суда, чтобы завтра приняли полурешение, и суд присяжных не состоялся. Это никак не соответствовало его планам разоблачения Бетти Кейн. Он хотел, чтобы все, что действительно случилось в этот месяц, было рассказано на открытом судебном процессе, в присутствии Бетти Кейн. А к открытию выездной сессии суда присяжных в Нортоне, Бог даст, у него уже будут факты.