Загадочная история Бенджамина Баттона - [112]

Два Стэкомба в конце концов ушли, но Баттеруорт остался. Ева уговаривала его принести еще одну бутылку шампанского.

— Мы уже достаточно выпили, — твердо сказал Адриан. — Тебе необходимо поспать.

— Я не хочу спать! — капризно выкрикнула Ева. — Ты уже окончательно взбесился. Тебе, значит, можно напропалую флиртовать, а когда я встретила человека, который… который мне симпатичен, ты хочешь запереть меня в каюте.

— У тебя истерика.

— Наоборот, я пришла наконец в нормальное состояние.

— Мне кажется, вам лучше уйти, Баттеруорт, — сказал Адриан. — Ева немного не в себе.

— Никуда он не пойдет. Я не хочу, чтобы он уходил. — Она пылко сжала руку Баттеруорта. — Только он один и отнесся ко мне по-человечески.

— Вам лучше уйти, Баттеруорт, — повторил Адриан.

Во взгляде Баттеруорта отразилась нерешительность.

— По-моему, вы несправедливы к жене, — отважился возразить он.

— Моя жена не в себе.

— Это еще не значит, что ее надо терроризировать.

Адриан потерял терпение.

— Проваливайте отсюда! — рявкнул он.

Несколько секунд мужчины молча смотрели друг на друга. Потом Баттеруорт повернулся к Еве и, сказав: «Я загляну попозже», — вышел.

— Ева, опомнись, — проговорил Адриан, когда дверь захлопнулась.

Не отвечая, она угрюмо поглядывала на него из-под полуопущенных век.

— Я закажу обед в каюту, а потом мы попытаемся уснуть.

— Мне нужно послать телеграмму.

— Кому?

— Одному парижскому юристу. Я развожусь с тобой.

Его раздражение схлынуло, и он рассмеялся.

— Не говори глупостей.

— Тогда мне надо проведать детей.

— Вот это другое дело. А я закажу обед.

Он ждал ее двадцать минут. Потом нетерпеливо постучался в каюту напротив, — няня сказала, что миссис Смит к ним не заходила.

С внезапным предчувствием беды он бросился наверх, заглянул в бар, обежал все салоны, даже толкнулся к Баттеруорту. Потом — нижняя палуба, средняя, прогулочная — ощупью, сквозь сырую ветреную тьму и косые струи дождя. Вахтенный матрос остановил его у груды спутанных канатов.

— На верхнюю палубу нельзя, сэр, приказ капитана. Одна волна уже дохлестнулась до радиорубки.

— Здесь не проходила молодая женщина, пассажирка?

— Вы не про эту… — Матрос повернул голову и умолк. — Эге, да ее уже нет!

— Значит, она пошла наверх, — тревожно сказал Адриан, — в радиорубку.

Матрос бросился на верхнюю палубу, Адриан — спотыкаясь, оскальзываясь за ним. Едва он выбрался из люка, корабль, под сокрушительным ударом огромной волны, резко завалился на борт, и он кубарем скатился по сорокапятиградусному откосу палубы, а у фальшборта — ошалевший, избитый изо всех сил закричал:

— Ева!

Но его голос мгновенно поглотила штормовая тьма. Чуть мерцал, скудно освещая палубу, иллюминатор радиорубки, и Адриан увидел пробиравшегося вперед матроса.

— Ева!..

Ветер, словно тряпку, поволок его к спасательной шлюпке. Потом корабль содрогнулся, над ним поднялась искрящаяся блеклыми блестками гигантская волна, зависла — и Адриан вдруг разглядел Еву в двадцати футах от него, у кожуха вентилятора. Оттолкнувшись от фальшборта, он ринулся к ней, но волна распалась и с оглушительным шорохом обрушилась на корабль. Яростный бурун — по грудь Адриану, — сбивая его с ног, устремился ему навстречу, и в бурлящей воде он видел человеческую фигуру, и неистово вцепился в нее, и его стремительно потащило к борту. Потом он ощутил страшный удар о фальшборт, но не разжал рук, не выпустил свою добычу, и когда корабль медленно выровнялся, он остался лежать на мокром палубном настиле, и рядом с ним лежала Ева, прикованная к нему его отчаянной, мертвой хваткой. Следующего мгновения его память не сохранила.

4

Двумя днями позже, сидя в купе, Адриан уговаривал детей посмотреть на мирный нормандский ландшафт, — парижский поезд, согласованный с морским расписанием, быстро увозил Смитов на юг.

— Это же очень интересно, — убеждал детей Адриан. — Французские фермы точь-в-точь как игрушечные. Почему вы упрямитесь?

— На пароходе интересней, — сказала Эстелла.

Ее родители обменялись взглядом детоубийц.

— Меня до сих пор качает, — вздрогнув, призналась Ева. — А тебя?

— Да нет. Мне почему-то кажется, что это было страшно давно. Уже на таможне я не узнал почти никого из наших спутников.

— Почти никто из них не подымался на палубу.

Поколебавшись, Адриан сказал:

— Знаешь, я разменял Баттеруорту чек.

— И очень глупо сделал. Его чек не оплатит ни один банк.

— Ему, наверно, позарез нужны были деньги — иначе он не обратился бы ко мне.

Девушка с утомленным и бледным лицом, проходя по коридору, услышала их голоса и заглянула в купе.

— Как вы себя чувствуете?

— Ужасно.

— Я тоже, — сказала мисс Д'Амидо. — Боюсь, мой жених просто не узнает меня на вокзале. Вы слышали? — две волны перекатились через верхнюю палубу.

— Да, нам говорили, — сухо ответил Адриан.

Она грациозно ушла вперед — и навсегда из их жизни.

— На самом-то деле ничего этого не было, — помолчав, сказал Адриан. Все это нам привиделось — привиделось в кошмарном сне.

— А где же тогда мое жемчужное ожерелье?

— Родная, в Париже есть еще и не такие жемчуга. Это я беру на себя. Я верю, что ты действительно спасла наш корабль.

— Адриан, давай больше ни с кем, ни с кем не знакомиться — только ты да я, и так всю жизнь.