Загадки древних времен - [86]

В качестве постскриптума хотелось бы добавить, что в обнаружении ханских гробниц (а все ханы происходили только из рода чингизидов) гораздо больше повезло казанским археологам. В 1977 году внутри Казанского кремля к западу и северо-западу от башни Сююмбике они открыли остатки не менее четырех белокаменных мавзолеев. В развалах стен сохранились обломки надгробий с фрагментами надписей, а также гипсовых рельефов от надгробий. Археологи зачистили остатки пяти захоронений — четыре взрослых и детское. Наиболее интересным оказалось захоронение относительно пожилого мужчины, которое, судя по стратиграфическим данным, датируется второй половиной XV века. Весьма вероятно, что это погребение одного из первых (а по некоторым данным — первого) казанских ханов — Махмутека, скончавшегося в середине 60-х годов XV столетия. Он был старшим сыном знаменитого Улуг-Мухаммеда и вместе с братом Якубом взял в плен московского князя Василия Темного (тогда еще светлого).

Не менее интересной оказалась и могила в центральной части другого, недостроенного мавзолея. Погребение, «потревоженное» кладоискателями (несомненно, русскими, так как любой татарин знает, что Коран запрещает класть в гроб какие-либо ценности), было совершено в двойном гробу по мусульманскому обряду. Внешний гроб из хорошо отесанных кипарисовых досок был обшит тонко обработанной сафьяновой кожей, украшен посеребренными оковами, серебряными накладками и гвоздями с серебряными шляпками.

Почти наверняка это погребение Сафа-Гирея, предпоследнего казанского хана крымского происхождения, мужа Сююмбике. На это указывают три обстоятельства. Во-первых, недостроенность мавзолея; Сафа-Гирей скончался в 1549-м, а последние годы были самыми неспокойными в Казанском ханстве, что, очевидно, и не дало достроить мавзолей. К тому же жену Сафа-Гирея и их сына Иван Грозный вытребовал в Москву, так что и достраивать мавзолей оказалось некому. Во-вторых, по свидетельству современников, при захвате Казанского кремля 2 октября 1552 года нападавшие ограбили не только здания и дворцы, но залезли также в царские мавзолеи, полагая, что там зарыты сокровища, и переворошили царские останки. И в-третьих, «Казанская история» в описании смерти Сафа-Гирея сообщает, что «мыл он руки свои и лицо, и покачнулся на ногах, и разбил голову об умывальник до мозга, и упал на землю, и разбился». И в самом деле, погребенный человек погиб в результате удара по голове тяжелым предметом.

Но если я скажу, где похоронен сын Сафа-Гирея хан Утямыш-Гирей, вы мне не поверите — в Архангельском соборе Московского кремля. Другой чингизид, хан Саин-Булат, которому Иван Грозный уступил московский престол на полтора года, тоже похоронен в Москве. Но могилу его теперь найти еще труднее, чем могилы Аттилы и Чингисхана. На этом месте стоит дворец культуры ЗИЛа.

Судьба чингизида

Историк похож на шахматиста, который играет сам с собой, но при этом белыми фигурами за себя. Поскольку противника нет, он вынужден думать и за черных, но так, чтобы получилось «белые начинают и выигрывают». Вот только у шахматиста тридцать две фигуры, а у историка — столько, сколько фактов он сумеет откопать и сколько закопать, или сделать вид, что их нет. И в зависимости от политической ситуации или национальных амбиций игрока часто получается, что за белых выступают сто фигур, а за черных — одна, да и та какой-нибудь беззащитный король. Именно с одной из таких коронованных особ историки поступили особенно жестоко, хотя этот человек заслужил черной неблагодарности меньше любого другого царя.

Даже не все историки помнят сейчас о российском самодержце по имени Симеон Бекбулатович, а если имя это где-то и проскальзывает, то только как странный эпизод тиранического правления Ивана Грозного, возведшего татарского царевича на московский престол в очередном припадке умопомешательства и точно так же с этого престола убравшего. Однако, как это ни странно, современники чрезвычайно серьезно отнеслись к царскому достоинству Симеона. Всего лишь одиннадцать месяцев он занимал тронное место в Кремле, но затем все оставшиеся сорок лет до смерти титул не давал покоя московским преемникам забыть царя Симеона. Жизнь «одарила» его тяжкими испытаниями, но история «наградила» еще суровее — забвением, словно человека этого звали Герострат или он был виновен в неисчислимых бедствиях. Но в истории России такое случается сплошь и рядом: князь Владимир Киевский, умудрившийся нарушить все заповеди Иисуса Христа, был объявлен святым, а Симеона, за всю жизнь мухи не обидевшего, церковь замолчала, хотя своим иноческим терпением он должен был по всем законам совести принять хотя бы венец мученика. За что же такая немилость даже в советские времена, когда история с религией шли в разные стороны?

Некогда Пушкин сказал о Борисе Годунове: «Лукавый раб, татарин, зять Малюты». И Годунов навеки остался отрицательным персонажем. Ну, что лукавый раб — еще понятно: лебезил перед Грозным, чтобы выжить в лихую годину опричнины. С зятем Малюты Скуратова — тоже как будто все ясно: Малюта — записной палач и истязатель, Годунов пошел по его стопам и убил царевича Дмитрия. Но при чем тут татарин? Это же не преступление! Тем паче, что последний чистокровный татарин в роду Годуновых умер лет за двести до рождения Бориса. Царь же Симеон Бекбулатович был настоящим татарином. Неужели этого ему не простили московские бояре? Точнее будет даже сказать: неужели московские бояре не простили ему того, что своим присутствием он напоминал им об их же татарских корнях?