Загадки древнего Манускрипта - [5]

— Да. Я больше не видела его.

— И тебе так и не удалось получить от властей подтверждение того, что Манускрипт существует?

— Нет.

— Когда все это произошло?

— Примерно полтора месяца назад.

Несколько минут мы молча ели. Потом Чарлин подняла на меня глаза:

— Ну и что ты думаешь об этом?

— Не знаю, — смутился я. Отчасти я скептически отношусь к тому, что люди могут стать другими. Но в то же время просто дух захватывало при одной только мысли, что на. самом деле существует подобный Манускрипт, в котором заключены такие невероятные знания.

— Священник показывал тебе копию Манускрипта или что-нибудь вроде того? — спросил я.

— У меня есть только мои записи.

Мы вновь замолчали.

— Знаешь, — проговорила Чарлин, — я была уверена, что эти идеи заденут тебя за живое.

Я поднял на нее глаза:

— Думаю, мне понадобятся серьезные доказательства того, что сказанное в Манускрипте — истина.

Она снова расплылась в улыбке.

— Что еще? — недоумевал я.

— Ты опять точь-в-точь повторил сказанное мною.

— Кому, священнику?

— Ну да.

— И что же он ответил?

— Что подтверждение — в практическом опыте.

— Как это понимать?

— Он хотел сказать, что изложенное в Манускрипте будет доказано нашей жизнью. Когда мы по-настоящему задумаемся над тем, что чувствуем в глубине души, над тем, чем является жизнь, мы осознаем, что мысли, выраженные в Манускрипте, содержат зерно истины. — Чарлин сделала паузу. — Понял, в чем здесь смысл?

На какое-то мгновение я задумался. Понял ли я смысл? Все, как и я, не могут найти покоя, но если это так, то обязана ли эта неуспокоенность своим появлением незамысловатой истине — постигнутой к тридцати годам, — которая заключается в том, что в жизни на самом деле существует нечто большее по сравнению с тем, что мы знаем, большее, чем нам дает повседневный опыт?

— Не уверен, — наконец проговорил я. — Мне необходимо время, чтобы все это обдумать.

Я вышел из ресторана в сад и остановился за кедровой скамьей напротив фонтана. Справа мерцали огни аэропорта и доносился рев двигателей готового взлететь самолета.

— Какие прекрасные цветы, — послышался сзади голос Чарлин. Я обернулся: она шла ко мне по дорожке, с восхищением оглядывая петунии и бегонии, окаймлявшие площадку со скамьями. Чарлин встала рядом, и я обнял ее за плечи. Потоком нахлынули воспоминания. Много лет назад, когда мы жили в Шарлоттсвилле, у нас проходили за разговорами целые вечера. В основном это были обсуждения научных теорий и человеческой психологии. Мы оба были увлечены и этими беседами, и друг другом. Тем не менее наши отношения всегда оставались платоническими.

— Просто не передать, — проговорила она, — как замечательно снова увидеться с тобой.

— Еще бы, — подхватил я. — Вот встретились, и нахлынуло столько воспоминаний.

— И почему, интересно, мы не пытались найти друг друга?

Ее вопрос снова заставил меня вернуться в прошлое. Я вспомнил последний день, когда мы виделись. Она прощалась со мной, стоя рядом с моей машиной. Тогда я был полон новых идей и отправлялся в свой родной город работать с детьми, перенесшими тяжелые психические травмы. Мне казалось, я знаю, каким образом эти дети могут избавиться от своего чрезмерно вызывающего поведения, желания играть какую-то роль, что мешает им жить своей жизнью. Однако через некоторое время я понял, что мой подход неверен. Пришлось признать, что я в этом не разбираюсь. Для меня до сих пор остается загадкой, каким образом человек может отрешиться от своего прошлого.

Теперь же, оглядываясь на эти минувшие шесть лет, я не сомневаюсь, что полученный жизненный опыт не пропал даром. К тому же появилось желание двигаться дальше. Но куда? И для чего? О Чарлин я вспоминал лишь несколько раз с Тех пор, как мои идеи о травмах детской психики с ее помощью приняли конкретную форму, и вот теперь она снова появилась в моей жизни — и во время беседы с ней я ощутил то же волнение, что и прежде.

— Наверное, я с головой ушел в работу, — ответил я.

— И я тоже, — откликнулась она. — В газете шел один репортаж за другим. Было просто головы не поднять. Обо всем остальном пришлось забыть.

Моя рука сжала ее плечо:

— Знаешь, Чарлин, я уже и не помню, какие славные у нас были беседы: уж больно легко да ладно выходит сейчас.

Ее глаза и улыбка говорили о том же.

— Знаю, — подтвердила она. — Ведь разговоры с тобой заряжают такой энергией!

Я хотел что-то добавить, но заметил, что Чарлин, широко открыв глаза, смотрит уже не на меня, а в сторону входа в ресторан. Она побледнела, и на ее лице появилось выражение тревоги.

— Что случилось? — спросил я, стараясь понять, что ее так испугало. Несколько человек, непринужденно болтая, шли на автостоянку, и, казалось, ничего особенного не происходило. Я снова повернулся к Чарлин. Было такое впечатление, что она по-прежнему испытывает тревогу и замешательство.

— Что ты там увидела?

— Там, возле первого ряда машин… ты заметил человека в серой рубашке?

Я снова взглянул в сторону стоянки. Из дверей выходили посетители.

— А как он выглядит?

— Сейчас его уже, наверное, там нет, — взволнованно проговорила Чарлин, напряженно всматриваясь в людей на улице. Потом наши глаза встретились, и она продолжала: — Свидетели утверждали, что вор лысоват, носит бороду и на нем серая рубашка. Мне кажется, я заметила его сейчас на стоянке около машин… он следил за нами.