«Загадка женственности»['The Feminine Mystique'] - [2]

Дизайнеры украшали стены кухонь мозаикой и росписью, так как они опять стали центром жизни женщин, а производство всего необходимого для домашнего шитья превратилось в индустрию, приносящую миллионы долларов. Многие женщины выходили из дому лишь для того, чтобы сделать покупки, отвезти на машине детей или вместе с мужем пойти в гости или на прием. В Америке росли девушки, у которых за пределами дома не было никакого занятия.

В конце пятидесятых годов социологи неожиданно отметили такой феномен: треть американских женщин работала, но большинство из них находилось уже не в молодом возрасте, и лишь немногие стремились сделать карьеру. В основном это были замужние женщины, работавшие неполный рабочий день или неделю продавщицами или секретаршами, чтобы помочь мужьям закончить образование, сыновьям колледж или чтобы выплатить ссуду. Либо это были вдовы, содержащие семью. Все меньше и меньше женщин работали по специальности. Нехватка медсестер, работников социальных служб и преподавателей ощущалась почти в каждом американском городе. Обеспокоенные лидерством Советского Союза в космической гонке, ученые отметили, что огромным источником неиспользуемого интеллектуального потенциала Америки являются женщины. Но девушки не хотели изучать физику: это «неженственно». Одна девушка отказалась от научной работы в Университете Джонса Хопкинса ради места в конторе по недвижимости. Все, что она хочет, заявила она, — это то, чего хочет каждая американка, — выйти замуж, иметь четверых детей и жить в хорошем доме в хорошем пригороде.

Быть женой и жить в пригородном доме идеал и мечта молодых американок и, как говорят, предмет зависти женщин всего мира. Американская жена — это женщина, освобожденная научными достижениями и бытовой техникой от изнуряющего домашнего труда, от опасностей родов и болезней, которыми страдала ее бабушка. Она здорова, красива, образованна, ее интересует только муж, дети и дом. Она обрела истинное женское предназначение. Жена и мать, она уважаема как полноправный и равный мужчине партнер. Она сама может выбрать марку автомобиля, одежду, электробытовую технику, супермаркеты; у нее есть все, о чем может мечтать женщина.

В течение пятнадцати лет после второй мировой войны исполнение женщиной своего предназначения составляло тщательно оберегаемую и самовосполняющуюся основу современной американской культуры. Миллионы американок подражали в своей жизни образу прелестной американской жены, целуя мужа перед окном на прощанье, провожая его на работу, подъезжая с детьми к школе на большой машине и улыбаясь, водя новеньким электропылесосом по безупречно чистому кухонному полу. Они сами пекли хлеб, сами шили себе и своим детям и целый день не выключали стиральную машину и сушку. Они меняли постельное белье не раз в неделю, а два, ходили на курсы вязания ковров и жалели своих бедных матерей-неудачниц, когда-то мечтавших о карьере. Единственное, о чем они мечтали, — это быть идеальной женой и матерью; их высочайшим устремлением было иметь пятеро детей и красивый дом, они боролись только за го, чтобы заиметь и удержать мужа. Они не хотели думать о неженственных проблемах за пределами собственного дома; они хотели, чтобы мужчина принимал главные решения. Они просто упивались своей чисто женской ролью и с гордостью заполняли графу на опросном бланке: «Род занятий: домохозяйка».

Более пятнадцати лет все, что писалось для женщин, и то, о чем они говорили друг с другом, пока их мужья в другом конце комнаты разговаривали о работе, политике или загрязненных водоемах, было связано лишь с детьми, с тем, как доставить удовольствие мужу, как повысить успеваемость детей в школе, как готовить цыпленка или шить покрывала. Никто не спорил о том, стоят ли женщины выше или ниже мужчин, они просто другие. Такие слова, как «эмансипация» и «карьера», звучали странно и вызывали какую-то неловкость; их вообще давно никто не употреблял. Когда француженка по имени Симона де Бовуар написала книгу «Второй пол», один американский критик сказал о ней, что она, очевидно, «не знает, что такое жизнь». И кроме того, она говорит о француженках. «Женской проблемы» в Америке больше не существовало.

Если в пятидесятых-шестидесятых годах у женщины возникала проблема, она знала, что, должно быть, что-то не так либо с ее замужеством, либо с ней самой. Ведь другие довольны своей жизнью, думала она. Что же она за женщина, если, натирая пол в кухне, не испытывает это таинственное чувство исполнения своего предназначения? Ей было настолько стыдно даже допустить появившуюся неудовлетворенность, что она и представить себе не могла, сколько других женщин испытывают то же самое. Если она пыталась рассказать об этом мужу, то он просто не понимал, о чем идет речь. Да и сама она по-настоящему не понимала. Более пятнадцати лет американкам говорить об этой проблеме было труднее, чем о сексе. Даже психоаналитики не знали, как назвать ее. Когда женщина обращалась к психиатру за помощью— а так поступали многие, — она обычно говорила: «Мне так стыдно» или «Должно быть, у меня безнадежно расстроены нервы». «Не знаю, что сегодня происходит с женщинами, — с чувством неловкости сказал один психиатр, — знаю только, что что-то не так, потому что большинство моих пациентов — женщины. И дело тут не в сексе». Большинство же женщин, однако, не обращались с этой проблемой к психоаналитику. «Да в общем-то все в порядке, — повторяли они себе. — Никакой проблемы нет». Но однажды апрельским утром 1959 года в одном из пригородов Нью-Йорка я услышала, как мать четырех детей, сидя за кофе с другими матерями, с тихим отчаянием в голосе произнесла слово «проблема». И остальные знали, что то, о чем она говорит, не связано ни с мужем, ни с детьми, ни с домом. Они вдруг поняли — это общая проблема, которая не имеет названия. И тогда, пусть неуверенно, они начали говорить о ней. А позже, после того как отвели детей в садик и затем забрали домой, чтобы те могли поспать днем, две из них плакали слезами облегчения просто потому, что не одиноки.