Загадка старого клоуна - [55]
…Большой бронзовый Григорий Сковорода, стоя в скверике на Красной площади, задумчиво смотрел на бывший Киевский коллегиум, а в настоящее время филиал библиотеки Украинской академии наук[25].
– А… что такое? Что случилось? – в растерянности обернулся я к Чаку, сидевшему рядом со мной на скамейке.
– Прости… – смущённо улыбнулся Чак. – Прости, Стёпа… Понимаешь, когда я подошёл к ним, у меня вдруг мелькнула мысль: о чём же я буду спрашивать? Скоморох… один из тех семидесяти? Кто такие скоморохи?
Это странствующие актёры, лицедеи, которые высмеивали любого, невзирая ни на силу, ни на власть. Не только вельможи, но и цари боялись их слова: не раз запрещали скоморошество своими указами. Бродили скоморохи большими ватагами – по семьдесят человек и больше. Один из тех семидесяти… И вдруг я понял: «тех семидесяти» означает, что судьба семидесяти решалась, по-видимому, чьей-то властью, волей чьей-то. Значит, те семьдесят были, вероятно, наказаны или что-то в этом роде. Следовательно, надо искать в истории, когда семьдесят скоморохов… Мне вдруг всё стало ясно… И я… извини… – он опять смущённо улыбнулся и виновато наклонил голову.
Странно было видеть этого почтенного человека таким виновато-беспомощным. И я вдруг понял его. Конечно, это было так заманчиво – поговорить с самим Григорием Сковородой. Но, наверное, и я не осмелился бы обратиться к нему с вопросом, на который уже сам знаю ответ.
– Он был так внимателен к людям, – вздохнул Чак. – С каждым встречным, с каждым путником беседовал всегда, расспрашивал. Разве смог бы я его обманывать, что-то выдумывать… А правду же не скажешь…
– Конечно, – согласился я.
– Ну, Стёпа, беги домой, а я переоденусь – ив библиотеку. Искать, в каком заговоре или восстании мог участвовать наш скоморох Терёшка Губа…
Глава XVII
Приключение на троллейбусной остановке. Молодец!.. Мебель. Я говорю по телефону с дедом Грицьком Две двойки, но я радуюсь
Зря ты не пришёл в парк. Мы так хорошо погуляли. Весело так было! Не только Монькин, Дмитруха был, и Сурен. Зря! – в голосе Туси звучало искреннее сожаление.
Я думал, что она обиделась, а она… У неё был очень хороший характер. Она никогда не держала ни на кого зла. Была очень доброй и благожелательной.
Мой дед Грицько любил повторять, что самая ценная человеческая черта – это доброта. Человек может иметь все лучшие человеческие качества, но если он недобрый,
то все его достоинства – ник чему. Только доброта делает человека человеком.
Дмитруха, значит, был.
Мне почему-то стало обидно. Что-то больно кольнуло меня. Сегодня утром произошло приключение.
Игорь Дмитруха тоже живёт где-то у Печерского моста. Мы с ним часто утром встречаемся на остановке и едем иногда даже одним троллейбусом. Но делаем вид, будто не замечаем друг друга.
Вот и сегодня…
Утром в часы «пик» людей всегда едет много: набиваются в троллейбус, как селёдки в бочку. И заходят все торопливо, толкаются, чтобы не остаться, все же спешат.
Детям, инвалидам и пенсионерам разрешается заходить с передней площадки. Подошёл троллейбус.
Толкаясь, полезли сначала пенсионеры, потом мы – Игорь, я и какая-то девочка из пятого класса нашей школы (даже не знаю, как её зовут).
– Ой! Туфля!.. Ой!.. – вдруг, чуть ли не плача, тихо пропищала девочка. Она стояла на второй ступеньке, мы с Игорем ниже, на первой.
Я обернулся, высунул голову и увидел: на асфальте, под передним колесом троллейбуса, лежала её туфля – новая, голубая с белым. В толкотне, спеша, девочка потеряла её.
– Поднимайтесь, поднимайтесь! Закрываю двери! – объявил уже водитель. Ещё мгновение – троллейбус тронется, и от туфли останется только воспоминание. И тут Игорь Дмитруха вдруг наклонился, перегнулся вниз, держась одной рукой за край двери, ловко выхватил туфлю из-под колеса и, распрямившись, подал её девочке. И в тот же момент дверь закрылась.
– С-спасибо! – дрожащими губами еле слышно прошептала девочка.
Всё произошло молниеносно, взрослые стояли, отвернувшись, никто, кроме меня и девочки, ничего не видел.
Игорь был бледный, прямо прозрачный. Только сейчас он, вероятно, понял, что рисковал жизнью.
А я… я завидовал ему. Безумно, дико, неистово завидовал. Я же стоял рядом с ним. Я, я же мог это сделать. Я, а не он. Но было уже поздно. Это сделал он. Честно говоря, мне даже в голову не пришло, что это можно сделать. А он сделал.
Эх! Я же так мечтал всю жизнь совершить что-нибудь героическое! А тут была возможность, и я её проворонил. Как мне было досадно!
Когда мы вышли возле школы, пятиклассница убежала от нас, как будто испугалась, что мы её будем бить. Но Игорь не сказал ей ни слова. А я… Не мог же никак не отреагировать. Дед Грицько всегда учил меня, что надо быть благородным. Даже с врагом.
– Молодец! – сказал я Игорю – Игорю, который доводил меня до слёз, которому я в бессильной злобе (что там греха таить) не всегда желал счастья и здоровья.
– Да! – махнул он рукой, но видно было, что ему приятно.
Я думал, что он сразу начнёт рассказывать, хвастаться, призывая меня в свидетели. Но нет – он никому не сказал ни слова. И это ещё больше возвысило его в моих глазах.
