Загадка старого клоуна - [14]
Возле порогов гудели шмелями медные блестящие примусы, на которых что-то аппетитно булькало в пузатых кастрюлях и жарилось на чёрных закопчённых сковородках.
Возле шестого номера Стороженко остановился.
– Подождите немного, я посмотрю, есть ли и можно ли. Я мигом, – и захромал во двор.
Чак остался возле пустой витрины запертого на большой навесной замок магазина.
Внутри витрины к стеклу было прилеплено рекламное объявление.
Кроме грязного кота, который грелся на солнышке, и кучки мусора, в витрине не было ничего. Полки магазина тоже были пусты.
«Ишь, – подумал я. – Не помогла ни премия, ни первые руки, ни электричество. Видно, погорел Бублик. Не случайно же – Погорельский».
Из двора выглянул Стороженко.
– Пойдёмте.
Чак, а за ним и я пошли во двор, загроможденный ящиками, бочками и разным хламом.
Посреди двора была большая лужа.
– Вот по этим камешкам ступайте, по камешкам, – подсказывал Стороженко.
Но как ни старался Чак, он всё-таки три раза оступился и попал ногой в лужу.
«А хорошо быть нематериальным», – подумал я, легко пролетая над лужей.
Потом Чак и я спустились за бывшим клоуном по крутой лестнице в подвал, где шумел примус и слышался железный перезвон.
– A-а, заходите, заходите, господин гимназист, прошу, будьте добры, – вежливо прозвучало из темного угла.
И навстречу Чаку поднялся сгорбленный большеголовый человек в проволочных очках.
Из-под закопчённого сморщенного лба с большими залысинами весело поглядывали поверх очков слегка выпуклые глаза.
– Здравствуйте, здравствуйте! Очень приятно познакомиться. Друзья Пьера – наши друзья. Простите, руки не подаю, чтобы не испачкать господина гимназиста. Видите, какие чёрные.
– Не чёрные, Осип, не чёрные! Золотые! – с воодушевлением сказал Стороженко.
– Ай, что вы, Пьер, что вы! Всё золото у Лазаря Бродского. А нам дай Боже хлеба и лука с подсолнечным маслицем. Чтобы вы знали, господин гимназист, работа золота не даёт. Золото даёт только коммерция. А тех, кто что-то делает руками, наши коммерсанты пренебрежительно называют балмалухе. И для Лазаря Бродского я просто Осип-балмалухе, жестянщик с Евбаза. А вы говорите – золото! Где вы видели золото? Покажите!
– Не то золото, что блестит, – сказал Стороженко.
– О! – поднял вверх палец Осип. – Мудро сказано! Золотые слова! Посмотрите, пожалуйста, на этого господина! – он широким жестом показал Чаку на Стороженко. – Вы его видите, и вы же его, я вас уверяю, не видите. Потому что вы не видите его на арене. На арене это был бог!
– Вот это уже лишнее. Этого не надо, – предупредительно поднял руку Стороженко.
– Я никогда не говорил лишнего. Не будьте таким скромным. Это просто неприлично. Знайте, юноша, перед вами великий артист. Великий циркач, великий клоун Пьер. Какой он был на арене! «Три часа непрерывного хохота», – писали в афише. И правильно писали. Публика просто визжала и плакала от удовольствия. Эх! Если бы не то несчастье! Понимаете, господин гимназист, семь лет назад (вы были ещё совсем ребёнком) выступал в киевском цирке знаменитый Саша Цирилл. Он прыгал из-под самого купола. В бассейн с водой. Это был прыжок смерти. Дам выносили из зала. Даже некоторые мужчины теряли сознание. И вот однажды Саша неудачно прыгнул и разбился. Не насмерть, но… Это было в воскресенье, на утреннем представлении, в зале было полно детей. А когда Сашу вынесли, наш Пьер, чтобы успокоить публику, решил показать, что всё это шутка, ничего страшного не случилось. Сам взобрался под купол и, пародируя Сашу Цирилла, повторил его прыжок. И… сломал ногу. Но, несмотря на это, продолжил выступление. Делая вид, будто хромает умышленно, сделал круг по арене и только за форгангом упал и потерял сознание. Вот такой он, видите! Перелом оказался таким страшным, что работать клоуном он больше не мог. Но… – Осип поднёс руку ко рту, таинственно подмигнул Чаку и тихо добавил. – Скажу вам по секрету, он вскоре снова выйдет на арену. Я вас уверяю.
В это время дверь, которая вела в соседнюю комнату, открылась, и оттуда вышла сухонькая, сморщенная старушка.
– Ну, показывайте уже ваши фокусы, ну! – прошамкала она беззубо, отталкивая Осипа и садясь на его стул.
– О! Невеста Малхамовеса пришла! – весело сказал Осип. – Показывай ей фокусы! Ишь! Это моя тётя. Старая дева. Ей уже под семьдесят. Поэтому я и называю её невестой Малхамовеса. Малхамовес – это ангел смерти. Не бойтесь, она ничего не слышит, совсем оглохла. Только не думайте, что я ей желаю зла. Господи, Боже мой! Пусть ещё живёт сто лет.
Старушка нетерпеливо заёрзала на стуле и зашамкала:
– Давайте уже ваши фокусы, ну!
Стороженко засмеялся.
– Публика волнуется.
– Ох, эта мне публика! Ну, ладно. Пойдёмте, – Осип взял Стороженко под руку, повел в угол, и они над чем-то там склонились, потихоньку переговариваясь.
Потом Петр Петрович Стороженко обернулся и сделал шаг в строну старушки и Чака.
В руках у него была блестящая железная кастрюля.
– Уважаемая публика! Дамы и господа! Перед вами абсолютно пустая кастрюля! – громким цирковым голосом произнёс он, открывая крышку и показывая пустую кастрюлю. – Алле-оп! – он быстро закрыл кастрюлю крышкой и сразу же открыл – в кастрюле лежали клещи. – Алле-оп! – он опять закрыл кастрюлю, опять открыл – кастрюля была пустая. – Смотрите все, любуйтесь, любуйтесь-удивляйтесь! Диво дивное, чудо чудное – кастрюля волшебная. Алле-оп! – выкрикивая и размахивая кастрюлей, Стороженко забегал по мастерской.
