Загадка Скапа-Флоу - [118]

Настало время, когда я имею право сообщить о цели нашего похода.

— Держитесь крепко, Эндрасс, — говорю я, — мы идем в Скапа-Флоу.

Мне не видно его выражения на его лице. Но спустя минуту я слышу сквозь шум ветра его голос, совершенно спокойный и твердый:

— Ясно, господин капитан-лейтенант, я уже догадался об этом.

«Эндрасс, дружище, — подумал я, — в этот час ты не мог бы мне сказать ничего лучшего!»

Но я говорю ему только:

— Теперь нам нужно отойти от побережья и лечь на грунт. Потом соберите экипаж в носовом отсеке…

Мы отходим. Силуэт побережья постепенно исчезает. Мы снова совершенно одни между темным небом и темным морем. Спустя полчаса мы задраиваем рубочный люк и принимаем воду в балластные цистерны. Лодка погружается, и сразу все вокруг стихает… Ни шума ветра, ни рева дизелей. Мы опускаемся в молчаливую глубину.

Несколько коротких команд на горизонтальные рули, высокий, поющий звук электродвигателей, и затем слабый, едва ощутимый толчок: мы на грунте. Это происходит в четыре часа утра тринадцатого октября…

Я иду в носовой отсек. Весь экипаж, кроме вахты, уже собран. Люди стоят вдоль переборок и бортов, сидят, сгорбившись, на койках. В ярком свете ламп их лица кажутся известковыми. Только глазницы выглядят темными провалами.

— Завтра мы идем в Скапа-Флоу, говорю я безо всякого вступления. — В отсеке совершенно тихо, слышно даже, как где-то капает вода. — После инструктажа всем отдыхать, чтобы выспаться. Кроме вахты на грунте. Вахта будит кока в четырнадцать часов. В пятнадцать начинается обед. После этого на время предприятия горячая пища готовиться не будет. Кок выставляет во всех отсеках тарелки с бутербродами, и каждый получает в качестве сухого пайка по плитке шоколада. Весь излишний свет выключается. Мы должны экономить запас электроэнергии. Никто не должен без нужды передвигаться по отсекам, так как мы должны беречь и кислород воздуха в отсеках. Во время предприятия должно соблюдаться абсолютное спокойствие. Ни одно приказание, ни один доклад не должны повторяться дважды. Понятно?

— Так точно, господин капитан-лейтенант! — доносится со всех сторон.

— По местам отдыха разойтись!

Молчание. Лица людей внешне спокойны, они не отражают ни удивления, ни страха.

Я иду назад, в свою выгородку, и ложусь на койку. Передо мной окрашенный в белый цвет борт лодки, на поверхности которого выделяются головки заклепок.

Выключается свет, один светильник за другим. Лодку охватывает полумрак. Наступает тишина, только снаружи иногда раздается бульканье воды в цистернах, да в центральном посту шепчется вахта.

Мне необходимо заснуть, но я не могу. Как и многие из тех, что лежат сейчас в койках. Они уже слишком долго служат на лодке, чтобы не осознавать, сколь тяжелое испытание выпадет завтра на нашу долю. Но никто из них не шевелится и не проявляет своим поведением внутреннее напряжение. Они молчат.

Сон не приходит. Я закрываю глаза и вижу перед собой карту Скапа-Флоу: бухта с семью входами, через один из которых я должен проникнуть внутрь. Я мысленно пытаюсь представлять свой путь.

Наконец, я больше не выдерживаю это мучительное бодрствование на койке. Я встаю и на цыпочках крадусь в офицерскую кают-компанию. Полутьма отсека насыщена странным беспокойством. Кто-то откашливается, другой ворочается в койке, третий тяжело вздыхает, четвертый поднимает голову на звук моих шагов…

В кают-компании стоит, склонившись над картой, Шпар, мой давнишний старший штурман.

— А Вы что здесь делаете?

— Господин капитан-лейтенант, мне нужно посмотреть карту еще раз, — говорит он, как бы извиняясь.

И вот мы уже вдвоем безмолвно стоим у карты и пристально смотрим на нее.

Затем Шпар спрашивает шепотом:

— Господин капитан-лейтенант, мы действительно пройдем чисто?

— Шпар, — отвечаю я вопросом на вопрос, — я что, похож на пророка?

— А что будет, если не пройдем?

— Будет то, что называют военной неудачей.

Шелестя шарнирами подвески, отодвигается шторка соседней койки. Появляется голова Копса.

— Можете меня судить судом военного трибунала, господин капитан-лейтенант, но спать я больше не могу.

— Закрой рот, и чтобы я тебя больше не видел, — шиплю я на него.

Другого способа уложить его обратно в койку просто не существует. Вздохнув, он исчезает в своем логове.

Я снова крадусь к своей выгородке и ложусь. На этот раз мне удается заснуть. Но это совершенно поверхностный сон. Сознание продолжает бодрствовать, как у дикого животного, дремлющего на звериной тропе.

В четырнадцать часов я слышу, как вахта будит кока, и скорее вижу сквозь прищур полусомкнутых глаз, чем слышу, как он проскальзывает мимо к себе, на камбуз. Чтобы не делать шума, он обмотал свои ноги тряпками.

В пятнадцать часов общий подъем. Время приема пищи. Блюдо праздничное — антрекот с зеленой капустой, и бачковые приходят на камбуз не один раз.

Я сижу за столом в кают-компании с Вессельсом, Эндрассом и Фарендорфом, который нас развлекает. Подвижный, как ртуть, он сейчас в ударе, и находит все новые темы для разговора.

Обед закончен. По лодке проходят специалисты подрывного дела и закладывают взрывные заряды. Если лодка окажется в руках противника, мы взорвем ее.