Загадка Прометея - [131]

Подозрительно, что Полидевк, который, по одной версии, все же пережил кровавое побоище, внезапно «был вознесен» горе. (Он добровольно принял смерть, дабы разделить полученное в наследство от Зевса бессмертие со своим братом. Иными словами, с той поры братья посменно пребывают то в преисподней, то на небе.) Еще подозрительнее становится все от того, что благодаря этому прискорбному событию притязания Атридов распространились теперь и на южную часть Пелопоннеса, на Спарту; поскольку других сыновей у Тиндарея не было, ему оставалось лишь усыновить мужа Елены. А что мужем Елены будет Менелай — дело, по всей видимости, давно решенное.

Нет, я не мог бы поклясться, что во всей этой истории со стадом не было руки Атрея.

И действительно, едва минуло положенное время траура, как Елену выдают замуж. Родители, повторяю, еще раньше сговорились на том, что обе династии породнятся дважды. Ведь и Агамемнон похитил Клитемнестру во исполнение этого сговора!

(Кто скажет, будто бы в текстах нет тому подтверждений? Вот они, пожалуйста! Агамемнон убивает зятя и внуков Тиндарея, похищает его дочь. А Тиндарей не только не в обиде на Агамемнона за все эти художества, но даже идет войною, чтобы помочь ему вскарабкаться на трон. Можно это понять? Можно объяснить чем-то иным?)

Обычай требовал, чтобы на руку Елены могли претендовать открыто и с равным правом все царственные юноши Греции. Противоречия тут нет; это в точности то же, что и у нас при замещении определенных должностей. Кандидат, правда, имеется, но закон предписывает объявить открытый конкурс. Что же, конкурс объявляется особым сообщением соответствующего министерства, набирают сообщение нонпарелью. Если же кто-то это сообщение все-таки прочитает, место к тому времени уже будет занято. «Что делать, пока напечатали, много воды утекло, да и почта венгерская, как известно, не торопится». И, поверьте, так оно и хорошо, как есть. Места и должности следует заполнять не самыми подходящими , наиболее приспособленными для них людьми — в таком контексте это отвлеченная метафизическая болтовня, — а люди, заполняющие эти места и должности, сами должны к ним лучше (слово-то какое гадкое!) приспосабливаться. И в этом смысле для Елены самым подходящим мужем был Менелай. Но объявление о соискании следовало сделать. А ведь тогда еще не было ни бюллетеней, ни иных печатных органов.

И стали поступать предложения. Являлись многие. От всех сколько-нибудь заметных семейств Эллады и островов прибыли неженатые молодые люди или же, в качестве сватов — что придавало еще большее значение делу, — самые знатные родичи; цари и военачальники заполонили дворец Тиндарея, подарки женихов уже некуда было девать.

Положение пренеприятное. В самом деле! Тиндарей понимал, разумеется, что без нескольких соперников Менелая дело не обойдется. Елена, с ее златокудрой головкой, молочно-белой кожей, большими серыми глазами, была известная всей стране красавица. К тому же замечательная спортсменка: чемпионка в женской борьбе, охотница, посрамляющая мужчин. Имущество главной жрицы (награбленное ее старшими братьями, о чем я уже упоминал) обеспечивало ей не только блестящее положение, но и большие доходы. Кроме того, через Клитемнестру она уже состояла в родстве с Атреем. Тиндарей готов был к тому, что соберется несколько женихов, которые получат отказ и которых он рано или поздно умилостивит — кого простою любезностью, кого ответными подарками. Однако же он не ожидал, что придется оскорбить решительно всех — от Олимпа до Крита, от Элиды до Лемноса.

Если б не самая малость, Елена оказалась бы виновницей не панэллинского союза и Троянской войны, а гражданской войны самих греков. «Малостью» этой был Одиссей.

Сей «козий царь» сомнительного, мягко выражаясь, происхождения из смутной периферии эллинского мира выступает здесь на первый план, оказывается в самом центре событий. Он тоже явился как жених. Правда, никаких даров с собой не привез. Да и что бы мог он привезти из своей Итаки, не сделавшись посмешищем всех богатых и знатных по крови господ Эллады! (Чтобы быть скрупулезно точным, добавлю: вообще-то он мог привезти то да се, но не посмел. Ведь часть добычи, награбленной дедом, в том числе и весьма ценные вещи, он уже получил по наследству. Да только вот беда — знатные эллины, чего доброго, и опознать бы могли кое-какие из этих вещиц. Нельзя ему было в Элладе похваляться своим добром!) А еще, приехав с пустыми руками, он желал дать понять: не такой он глупец, чтобы надеяться на успех среди подобных соперников; его приезд — просто знак уважения, не больше, ну и желание немного «повращаться в хорошем обществе».

Античные авторы дают нам точный портрет Одиссея: он человек храбрый, умный, но бесконечно подлый. Однако со временем эта последняя черта как бы ушла в забвение. По крайней мере у нас, мне кажется, держат в памяти лишь смелые его затеи и умные военные хитрости. А между тем мы могли бы припомнить, как он ежечасно и повсеместно, почти патологически лжет. Могли бы припомнить, как он труслив, как буквально ползает в ногах у Гекубы, вымаливая себе жизнь, сулит ей всяческие блага, только бы его отпустили; после же бесстыдно забывает все свои обещания. А ведь, кажется, как не припомнить самый древний в истории, насколько нам известно,