Загадка пенсиона 'Вальдберг' - [4]

- Уотсон, в вас скрывается черта моралиста. Да и почему вы сразу берётесь за крайние мерки? Я вовсе не взываю к кровавым деяниям. Существует же множество преступлений по своему характеру претендующих на категорию сложных, запутанных, и в то же время не связанных с человеческими жертвами.

- И всё же, - не унимался я, - если вы, дорогой Холмс, страдаете от отсутствия головоломок, то могли бы заняться безобидными задачами, но так же требующими работы ума, и, кстати, не требующие даже выходить из дому.

- Хм, это интересно. И чем же, например?

- Например, - шахматы. Их принято считать гимнастикой мозгов, и с вашим аналитическим умом, вы будете сильным соперником.

- Дорогой Уотсон, я не хочу отозваться об этой древней игре дурно, но всё же считаю, что для моего "чердака" это лишнее, - он постучал указательным пальцем себя по лбу. - Я умею переставлять фигуры, но не собираюсь забивать шахматами голову всерьёз.

- Холмс! Я знаю вас уже много лет, но не перестаю иногда вам поражаться. Порой ваш цинизм и скептицизм просто вызывающ! Вы помешались на вашей профессии: для вас не существует практически ничего другого, кроме как распутывания криминальных узлов. Но помилуйте, ведь нельзя же жить только этим! В мире существует множество других интересных проблем. Вот вы сетуете на отсутствие дела, сложнейшей, запутанной задачи; что ваш мозг гибнет от безделья. Значит, вы беспокоитесь о нём, а в тоже время курите уже пятую трубку подряд, отравляя свой, как вы говорите, "чердак" никотином. Да ещё пытаетесь оправдать потребление кокаина, - к раздражителям, исходящим с уст Холмса, теперь добавился ещё и сизый туман, густо заполнивший всю нашу гостиную, и к данному моменту уже не позволявший ясно видеть моего оппонента.

- Уотсон! Вы вспомнили, что являетесь не только моралистом, но и врачом? воскликнул Шерлок Холмс, улыбаясь. - Я помню ваши лекции, прочитанные мне неоднократно о вреде наркотиков, о том, что это губительный процесс, ведущий к перерождению нервных клеток и, в конце концов, к слабоумию. Теперь же вы решили прочесть мне лекцию о вреде курения. Следующая лекция будет о вреде алкоголя?

- Не иронизируйте, - продолжал я серьёзно. - Да будет вам известно: по данным последних медицинских наблюдений, более девяносто процентов заболевших раком губы курили трубку или мундштук, - и я жестом указал на трубку, дымящуюся в его руке.

- Чем вы это объясняете? - уже серьёзно спросил Холмс. Этот резкий переход от скептического, ироничного тона к серьёзному, смягчил вспышку моего негодования.

- Затрудняюсь ответить с уверенностью, вопрос этот ещё не изучен. Возникает это предположительно оттого, что трубка или мундштук, используясь множество раз, и, пропитываясь со временем никотином, оказывает опасное влияние на кожу губы. Этому способствует ещё тот факт, что трубку или мундштук держат, обычно, подолгу в одном положении. Сигареты и сигары, как бы их не держали во рту, после курения выбрасывают.

- Что вы посоветуете? Бросить курить или бросить курить трубку? - спросил мой друг, глядя на зажатую двумя пальцами свою любимицу. - И как это выражается, как выглядит?

- Ну, это будет для вас слишком радикальный метод. Я даже боюсь это предлагать. Но, посоветовал бы: чаще менять их, да и курить не так много. А выражается заболевание в виде белого не смывающегося налёта на губе или язвы.

- Дорогой доктор, я просто уверен, что вы не могли не заметить мой трубочный арсенал. Не обладая такими сведениями по этому вопросу, я, всё же, подсознательно предостерегаю себя от этой неприятности.

Вялая попытка оправдаться, давала понять, что разговор его занимал.

- Да, вы обладаете обилием разных трубок, но курите в основном две: глиняную и вишнёвого дерева, - продолжал я наступление.

- Браво, Уотсон! Право же, вы делаете довольно заметные успехи в области наблюдательности, но почему-то она нацелена лишь на мою скромную персону. Что же касается остальных случаев, то вы упорно не желаете ей пользоваться.

- Холмс, это же напрашивается само собой. Я вижу ваш процесс курения на протяжении многих лет, а за такой промежуток времени это заметит и слепой.

- Ну, не скажите, мой дорогой доктор. Вспомните, хотя бы, пример со ступеньками лестницы, ведущими из прихожей в нашу квартиру. Вы их тоже видели множество раз, а не знали их количество и, наверное, уже забыли и не знаете сейчас.

- Что вы сравниваете, Холмс, какие-то ступеньки и человека. И кстати, на счёт памяти, вы не правы. Я помню тот наш разговор и знаю - их там семнадцать.

- Уотсон, вы меня обезоружили, - добродушным тоном и, улыбаясь, произнёс мой друг. При этих словах я почувствовал, впервые за многие годы нашего знакомства, прилив особого чувства. Наконец-то я, хоть на мгновение мог не уступить Холмсу, хоть на миг выйти из его тени.

- Что это, Холмс! Кто-то позвонил, неужели клиент? - воскликнул я.

- Скорей всего посыльный с телеграммой. Я не слышал звука подъехавшего экипажа. Дорогой Уотсон, будьте добры, спуститесь в переднюю, наша миссис Хадсон уже спит.

- А что, клиенты к вам никогда не приходили пешком?