Загадка о тигрином следе - [57]

– Сам не пойму, как такое получилось, – удивлённо чесал затылок парень и удивлённо указывал на грузно сидящий в воде автомобиль. – Думал, проскочу…

Шофёр виновато взглянул на выбирающегося из машины Лукова и счёл нужным добавить:

– Говорили: спешить надо, вот я и хотел, значит, ещё одного крюка избежать…

– Хорошо, что вы предлагаете? – деловито осведомился генерал.

– Мотор я справлю, – трубочку одну заменю, и он заработает – пообещал шофёр. – Но сперва можно попробовать зацепить один конец троса за бампер, а другой вон за тот большой валун на другом берегу, и самотягом вытянуться.

– Хорошо, действуйте, – согласился Вильмонт.

Водитель начал раздеваться.

– А можно я?! – вызвался Одиссей лезть в воду, по которой плавали льдинки, вместо шофёра. Ему хотелось доказать, что в экспедиции он наравне со всеми, а не учёный-белоручка. Генерал окинул его тощую неспортивную фигуру скептическим взглядом и повернулся к Граниту.

– А вы не желаете искупаться, господин комиссар? Или вы принципиальный противник мытья? Опасаетесь, подобно воинам Чингиз-хана, смыть с себя славу?

– Не называйте меня господином! – мрачно огрызнулся комиссар. – А слава моя при мне останется.

Лаптев скинул с себя полушубок, стянул рубаху, обнажив большую героическую наколку на безволосой мальчишеской груди. Это было настоящее художественное полотно, изображающее легендарного предводителя народного восстания атамана Степана Разина в тот момент, когда он швыряет за борт разбойничьего корабля свою наложницу – персидскую принцессу. Татуировка была снабжена трагически-кокетливой подписью «За революцию пожертвую самым дорогим». Становилось понятно, отчего он с такой лёгкостью бросал любовниц.

Через пару секунд Лаптев, оставшись в одних полосатых борцовских трусах до колен, переминался босыми ногами на снегу. Ледяная вода позёра не пугала. То, что на него обращены восхищённые взгляды, придавало Лаптеву такого куража, что похоже он даже не чувствовал холода.

Выполнив для разминки несколько упражнения из системы джиу-джитсу, он чуть ли нее бегом бросился в реку. Быстро добрался до автомобиля, зацепил один конец троса за его бампер, и направился дальше. Обмотав второй конец троса вокруг огромного камня на противоположном берегу, пронзительно свистнул, и принялся пританцовывать и горланить песни.

– Давай назад! – крикнул ему генерал. – Околеешь же мокрым на морозе, соломенная твоя башка!

Продолжая во всё горло распевать свои любимые блатные куплеты, одессит снова вошёл в проточину. Но на обратном пути с ним приключилась неприятность, едва не стоившая ему жизни. Гранит уже миновал середину речушки, когда вдруг будто потерял равновесие, взмахнул руками и рухнул на колени, сразу оказавшись по плечи в воде.

Вначале все решили, что неугомонный позёр просто продолжает дурачиться. Но Лаптев уже не пел, да и выражение его лица сделалось каким-то странным.

Первым догадался, что с комиссаром твориться что-то неладное Генерал. Он крикнул подчиненным, что дурака надо срочно спасать.

Шофёр в два счёта скинул с себя одежду и голым полез в ледяную воду. За ним генерал, попутно матеря незадачливого болтуна от которого одни неприятности. За ним молча последовал немец.

Луков тоже стал раздеваться, снова пытаясь влезть в воду. Но генерал остановил учёного:

– Помилуйте, Одиссей Гекторович! С нас и одного утопленника довольно будет. Увольте уж от обязанности и вас ещё откачивать.

Луков от обиды прикусил губу. Было неприятно слышать, что тебе не совсем доверяют, считают «комнатным фикусом», не способным наравне с остальными переносить все тяготы походной жизни.

Комиссара вытащили на берег едва живого.

Генерал сунул ему штоф.

– Пей.

Дрожащей рукой Гранит схватил флягу, поднёс к посиневшим дрожащим губам. Только булькнуло.

– Спасибо. Теперь жив.

Комиссар объяснил, что у него внезапно свело мышцы ног и странно перехватило дыхание, так что он едва не лишился чувств.

– А почему молчали, не звали на помощь? – строго спросил его генерал.

Сильно продрогший комиссар, отвечал, лязгая зубами:

– Сперва думал сам выберусь, а потом в голове помутилось… Совершенная ерундовина вышла.

– Эка, ты дура! – передразнил злопамятный водитель. – Сам себе выходит не хозяин, а ещё командовать лезешь! Сперва ума-разума поднаберись!

Лаптев на это замечание шофёра огрызнулся, но как-то вяло:

– Ври, Емеля, пока твоя неделя.

Когда комиссар, всё ещё стуча зубами, и покрякивая, одевался, Одиссей вдруг увидел, как он надевает себе на палец перстень с крупным бриллиантом. Луков мог поклясться, что видел похожий перстень у провожавшего их представителя разведотдела штаба армии. Лаптев заметил недоумение «профессора». Нисколько не смущаясь, прохиндей пояснил, что реквизировал золотой перстенёк у штабной крысы для целей мировой революции, и сразу по возвращении в Москву сдаст его, куда следует для поддержки революционных матросов германского Киля.

Через пару часов машину удалось вытащить на противоположный берег. Здесь же решили заночевать, а утром снова отправиться в путь. Развели костёр. В качестве дров использовали сухой вереск. К счастью этого кустарника на берегу реки оказалось достаточно. Только дым от костра был едкий. Ну да никто уже особо не обращал внимания на столь мелкие неудобства.