Загадка Эдгара По - [165]

Много лет спустя бывший ученик Мэнор-Хаус попросил Джона Брэнсби рассказать о самом знаменитом ученике школы и в 1878 году опубликовал свои воспоминания. Мистер Брэнсби не хотел говорить о По, вероятно из-за того, как литератор изобразил его в «Вильяме Вильсоне». Но он якобы сказал следующее: «Эдгар Аллан был проворным и смышленым мальчиком, и все бы хорошо, если бы родители не избаловали его, выдавая слишком крупные суммы на карманные расходы, и он мог себе позволить всякого рода баловство… но мне мальчик нравился. Бедный, во всем виноваты его родители, это они его испортили!» В другой раз мистер Брэнсби добавил: «Аллан был умен, упрям и своеволен».

Компания Джона Аллана по-прежнему переживала финансовые трудности. Второго октября 1819 года домовладелец особняка на Саутгемптон-роу напомнил Аллану о необходимости внести ренту. Тем не менее Аллан все еще был в состоянии и хотел оплачивать счета за обучение Эдгара — последний датирован двадцать шестым мая 1820 года. Шестнадцатого июня 1820 года чета Алланов вместе со своим воспитанником отплывает из Ливерпуля. Маленький американец едет домой.

Лафайет действительно приезжал в Балтимор в 1824 году и интересовался судьбой своего старого товарища и навестил бабушку Эдгара Аллана. Согласно более поздней статье в филадельфийской газете (от 4 марта 1843 года) Лафайет встал на колени перед могилой Дэвида По-старшего и воскликнул: «Ici repose un coeur noble!»[46] Несколько недель спустя Лафайет посетил Ричмонд, и друг Эдгара Томас Эллис пишет, что был очень горд увидеть Эдгара в составе почетного караула.

Жизнь Эдгара Аллана По началась с загадочного исчезновения отца, а закончилась собственной тайной. Данные, приведенные в приложении, по существу точны. Никто не знает, где был По между двадцать шестым сентября и третьим октября 1849 года. Когда он объявился в Балтиморе, при нем не оказалось денег, одет он был в чужую дешевую и грязную одежду, но все еще держал в руках ротанговую трость, которую одолжил у одного из знакомых в Ричмонде.

Наиболее подробные свидетельства, и вероятно самое надежные, — записи Джозефа Снодграсса, того самого друга, что спас По, и доктора Морана, который ухаживал за По в последние дни его жизни. Ни того, ни другого нельзя назвать беспристрастными свидетелями. Снодграсс был горячим сторонником кампании по борьбе с алкоголизмом и смотрел на историю смерти друга как на иллюстрацию опасностей, которые таит в себе спиртное. Моран и после смерти По оставался его верным поклонником, и его свидетельства с течением лет обрастали несуществующими подробностями. Однако тот пассаж, что мы цитировали в приложении, был записан спустя несколько недель после кончины По: Моран пишет просто и упоминает, что По звал какого-то «Рейнолдса» и хотел умереть. Кроме того, Моран одним из первых рассказал, что когда По прибыл в Балтимор, то случайно столкнулся с каким-то «старым другом».

Было выдвинуто сразу несколько теорий, объяснявших состояние По. Основные версии: следствие алкоголизма; «клетка» — практика, которую использовали нечистые на руку выборщики: избирателей запирали в тесном помещении, спаивали, а затем заставляли их несколько раз голосовать за нужного кандидата; из поздних версий — укус бешеной собаки. Но это лишь предположения.

После смерти известность По росла, но подлинные факты его загадочной, но обреченной жизни по-прежнему похоронены под бременем домыслов поклонников и критиков. Его творчество обрело почитателей во всем мире, включая Авраама Линкольна и Иосифа Сталина.

БЛАГОДАРНОСТИ

Я хочу сказать спасибо небольшой армии людей, которые помогли этой книге выйти, — их так много, что всех и не перечислить, поэтому упомяну лишь некоторых: выражаю благодарность Вивиьен Грин, Амелии Камминс и другим сотрудникам литературного агентства «Шейл Лэнд»; Джулии Виздом, Энн О’Брайн и их коллегам в издательстве «Харпер Коллинз»; Патриции Уайтмэн, Биллу Пэну и моим многострадальным родным, которым я и посвятил это произведение.

В написании исторического романа неизбежно приходится рассчитывать на невольную помощь тех, кто жил до нас. Мне хотелось бы выразить особую признательность Клариссе Трант (1800–1844), замечательной женщине, чьи дневники заслуживают большего внимания со стороны читателей.