Загадка архива - [46]

Ане захотелось сделать ещё что-нибудь… Сварить старухе чай?.. Единственная вещь, которую она нашла в забитом пустыми коробками шкафчике, был чай из мяты. Вероятно — любимый чай старухи. Она поставила на огонь кастрюльку с водой и начала мыть чашки.

Чай из мяты был готов. Ана поставила чашку, из которой шёл душистый пар, на только что вымытую табуретку и слегка погладила лоб старухи.

Улыбка? Не может быть! Но что-то явно промелькнуло в глазах старой женщины.

Ана уселась на её кровать, взяла чашку и стала поить её с ложечки. Старуха открыла рот. Ана улыбнулась. Когда весь чай был выпит, дверь комнаты неожиданно открылась и вошёл старик, почти такой же древний, как и хозяйка дома, худой, темноволосый, в поношенном чёрном костюме.

Увидев в комнате чужого человека, он удивился, но не проронил ни слова. Бегло взглянув на Ану, он подошёл к изголовью старухи, вынул из-под одеяла её руку и стал считать пульс, сверяясь с огромными карманными часами. Старуха смотрела на него молча. Доктор опустил часы в карман, прокашлялся и обратился к Ане:

— Она заговорила?

— Нет! — покачала головой Ана.

— Вот уже два дня так лежит… Он обратился к старухе: — Ну как дела, Аспазия? Дождёшься меня или уйдёшь одна?

Мрачная шутка ужаснула Ану.

Доктор засмеялся. Хриплый смех перешёл в кашель заядлого курильщика.

— Вы ей родственница? — спросил он девушку.

— Нет! — ответила Ана движением головой. И вдруг ужаснулась. К чему эта немая игра? — Нет! — сказала она громко. И потом тише: — Она очень больна?..

— Ей почти семьдесят пять лет, — ответил доктор.

— И она живёт так… одна?..

— А с кем ей ещё жить? Она дошла до такого момента, когда человеку больше ничего не надо. Никого и ничего… Доктор потёр руки. — Вот так…

На мгновение он застыл, словно прислушиваясь к чему-то — к какому-то шуму, идущему издалека. Он словно забыл, что живёт, что существует, что пришёл к больной, в эту комнату, похожую на склад комиссионного магазина.

Потом вздрогнул, огляделся и, наконец, взглянул на Ану.

— Вот так… — сказал он снова и, уже живее, добавил: — Я прихожу сюда дважды в день… Время от времени забегает моя жена, чтобы посидеть с ней… А вы откуда?

— Я из поликлиники.

— Прекрасно… прекрасно!.. — пробормотал старик. — Как она вас встретила?

— Без единого слова.

— Она умеет принимать молча! — воскликнул старик и снова обратился к женщине: — Не правда ли, Аспазия? Если бы ты не хотела, ты выставила бы её одним-единственным взглядом! Не правда ли?

Старуха снова улыбнулась? Или это лишь показалось Ане…

— Не сегодня-завтра приедет её дочь из Греции… — сообщил Ане старик. — Если бы Аспазия уехала тогда с ней, теперь она не была бы одинока, как оторвавшийся от дерева листок… Но она не захотела… Мол, останется там, где похоронен Пападат… Хм… Вот так… Значит вы из поликлиники?

— Да, — кивнула Ана.

— Стало быть, вы ей понравились, — решил доктор и посмотрел на девушку испытующе, словно хотел понять причину, по которой мадам Пападат приняла эту незнакомку. Было бы неплохо, если бы вы прислали сиделку…

— Да, я скажу в поликлинике… — прошептала Ана.

Доктор снова огляделся.

— Это вы здесь прибрали?

Ана снова кивнула.

— Хорошо… хоть немного похоже на человеческое жильё… Надеюсь, к чаше вы не прикасались? — добавил он, показывая на серебряную чашу, красовавшуюся на шкафу.

— Нет… не прикасалась! — с удивлением ответила Ана.

— Если бы вы прикоснулись к чаше, она бы вас выгнала. Наверняка! — снова хрипло засмеялся старик. И обратился к старухе: — Не правда ли, Аспазия?

Старуха смотрела на него широко открытыми глазами.

— Без всяких разговоров, выгнала бы да и только, — повторил с тем же смехом старик… — Грек выиграл её на скачках. У него был чистокровный скакун по имени Белла… И опять к старухе:

— Помнишь, Аспазия?

Имя коня, принёсшего старику серебряную чашу, напомнило Ане, что она пришла сюда с определённой целью. Конечно, о расспросах не могло быть и речи…

— Надо идти, — решила она и, подойдя к старухе, погладила её лоб: — До свидания… и… поправляйтесь!

— Приходите ещё, — предложил ей старик. — Раз она вас приняла, приходите ещё…

Ана вышла. Из цветочного магазина на углу она позвонила Эмилю, ждавшему вестей у себя в кабинете.

— Ну, что нового? — спросил он.

— Прошу тебя даже не заговаривать со мной об этом, — попросила Ана.

Эмиль понял.

— И ещё прошу: устрой, чтобы к ней прислали врача и сиделку. Позвони, куда следует… Ну, ты сам знаешь…

— Она больна? — поинтересовался Эмиль.

— Ей почти семьдесят пять лет! — Ана с удивлением заметила, что ответила теми же словами, которые сказал старик-доктор.

— Я думаю поехать в Плоешть… к Паулю Михэйляну… Поедем вместе? — робко предложил Эмиль, чувствуя, что визит к старухе произвёл на девушку слишком сильное впечатление.

— Нет… не обижайся. Сегодня у меня выходной! — попыталась пошутить Ана. — Завтра поговорим… Хорошо?

— Хорошо.

Ана вышла из магазина. Но тут же, передумав, вернулась, купила красную розу из цветников Леордень и прикрепила её к отвороту своего пальто.

На улице по-прежнему сияло солнце.

А в ушах у Аны звучали слова доктора — может быть, ещё более старого и больного, чем его подопечная: