Зафод делает чистую работу - [3]

Он пришел в себя через несколько минут и сделал вид, что он не знает, кто он такой, где он, или как он сюда попал. Но был в этом весьма неубедителен. Тогда он сделал вид, что память неожиданно вернулась к нему и этот шок снова заставил его покинуть сознание. Но пустой скафандр — который нравился Зафоду все меньше и меньше — не спрашивая его согласия, поставил Зафода на ноги и заставил взаимодействовать с окружающим миром.

Среда, подло окружившая Зафода, была тусклой, грязной и неприятной в нескольких отношениях, и самое явное — цветная мозаика из кусочков корабельного навигатора рассеянная по полу, стенам и потолку, а особенно по нижней части Зафода.

Сие столь гадко, что больше мы не будем его описывать в нашем рассказе, ну разве, чтобы указать мельком, что бедняга Зафод блеванул в свой гермошлем.

Засим он поменялся шлемами с пустым скафандрами. К сожалению, смрад спертого корабельного воздуха и зрелище его собственного скафандра праздно бродящего по гниющим останкам, заставило его стошнить и во второй скафандр. И тут уж ничего не поделаешь.

Вот. Все. Больше не будет гадостей. Таких гадостей, во всяком случае.

Обладатель вопящего лица успокоился и теперь бессвязно булькал в канистре с желтой жидкостью — резервуаре аварийного анабиоза.

— Это было сумасшествие, — бубнил он. — Бред сивой кобылы! Я ему говорил — можно попробовать лобстеров на обратном пути, но он сошел с ума. Он стал одержим! Вы когда-нибудь видели, чтоб кто-то так тащился от лобстеров? Я вот не видел. Как по мне, так они слишком резиновые и обременительные для еды и не такие уж вкусные. Я предпочитаю устриц, так я ему и сказал. Зарквон, я ведь ему говорил!

Зафод уставился на это чудо в перьях, бьющиеся в конвульсиях в своем резервуаре.

Человек был подключен ко всяким трубка жизнеобеспечения и его голос булькал из колонок, безумно фонящих по кораблю.

— Тут я облажался, — кричал умалишенный — Я заявил открыто о любви к устрицам, а он сказал, что я просто не пробовал настоящих лобстеров, как он пробовал на земле своих предков. И он это докажет. Какие проблемы? — говорил он — Эти лобстеры стоят долгого пути, не говоря уж о незначительном крюке, который им придется сделать. Еще он клялся, что сможет управиться с кораблем в атмосфере, но это все было сумасшествие.

Тут он сделал эффектную паузу и принялся вращать глазами, как будто у него в голове зазвонил маленький колокольчик.

— Корабль как с цепи сорвался! Я поверить не мог — мы делаем все это, только чтобы я уверился в примате лобстеров. Нет все-таки они переоценены как пища. Вы уж извините, что я так много говорю о лобстерах, я попробую взять себя в руки. Просто они крутились у меня в голове так долго, покуда я плавал в этой канистре. Прикиньте — оказаться запертым в корабле с этим маньяком, жрать подогретые полуфабрикаты, пока он говорит об одних лобстерах, а потом плавать полгода один одинешенек в бочке и думать о них. Я обещаю, больше не говорить о них. Я попытаюсь, честно. Лобстеры, лобстеры, лобстеры, лобстеры — все хватит! Похоже только я выжил. Кроме меня никто не успел добраться до аварийных резервуаров. Я послал SOS, а потом мы вмазались в океан. Катастрофа, не так ли? Полный разгром и все из-за патологической любви к лобстерам. Я достаточно связно изъясняюсь? Мне все еще тяжело об этом говорить.

Он пялился на них невидящим взглядом и разум его опускался на землю, как упавший лист. Он мигнул и посмотрел на них странно — как обезьяна на странную рыбу. Он заскреб скрюченными пальцами по стеклу резервуара. Желтые пузырьки выпорхнули из его носа и рта и запутались в волосах.

— Зарквон в небесах, — замычал он патетично — Меня нашли, я спасен…

— Да, уж. Счастье-то какое, — процедил один из чиновников.

Он склонился к главному компьютеру и запросил отчеты о повреждениях.

— Герметичность отсеков со стержнями в спектре императива не нарушенна.

— Ах, вы собаки дикие! — зарычал Зафод. — Таки эпсилоновые стрежни аориста!..

Стержни аориста использовали в старые добрые времена в генераторах энергии.

Когда охота на источники энергии стала особенно популярной, один смышленый паренек обнаружил, что никто не пытался качать энергию из прошлого. И пребывая в состоянии кислородного опьянения, поскольку такие откровения, как правило, сопровождаются приливом крови к голове, он изобрел способ добычи в ту же ночь. А через год огромные пласты прошлого были усеяны скважинами для генерирования дармовой бесполезной энергии. Были конечно борцы за чистоту прошлого, но их обвинили в весьма непрактичной и дорогостоящей форме сентиментальности. Прошлое предоставляло дешевую, чистую энергию, а что до загрязнения настоящего прошлым, может так оно и было, но все это было в неизмеримых долях и следовало сохранять чувство пропорции.

И только тогда, когда настоящее было по настоящему загажено, по причине этих эгоистов из будущего, пробуривших гадскую уйму скважин, тогда-то все осознали, что все стержни до последнего, а также секрет их изготовления должны быть безоговорочно уничтожены навсегда. Якобы во имя их дедов и внуков, а на самом деле во имя дедов их внуков и внуков их дедов.