Заезд на выживание - [57]

— Так вы голосовали за невиновность? — спросил я.

— У моей жены болезнь Паркинсона и больное сердце, — сказал он. И я воспринял этот ответ на мой вопрос, как положительный. — Я знал, что по английским законам достаточно, чтоб десять из двенадцати присяжных проголосовали «виновен», так что мой голос мало что значил. — Наверное, он хотел как-то оправдаться, объяснить свое поведение. Но ведь должен он понимать, что тот человек мог найти подход и к другим присяжным.

— Так что все-таки произошло в комнате присяжных? — спросил я. По закону он не имел права отвечать на мой вопрос, а меня могли лишить звания адвоката за то, что я его задал. Но одним нарушением больше, одним меньше, какая разница, подумал я. Меня вообще могли лишить звания за многие нарушения, особенно в последнее время.

— Там развернулась настоящая война, — сказал он. — Девять присяжных насмерть стояли за то, что парень виновен. Ну, а нас было трое. — Он умолк, поднял глаза к потолку. — Теперь мне кажется, этот человек навестил как раз нас троих. Ведь ни у одного из нас не нашлось веских аргументов в пользу невиновности Трента. Просто считали его невиновным, и все. И остальные думали, мы сошли с ума. Один или два разбушевались не на шутку, а время все шло и шло.

Я помнил. Я тоже тогда рассердился не на шутку.

— Однако в конце вы все же вернулись к вердикту «виновен», — сказал я.

— Да, — ответил он. — И это я должен был объявить вердикт суду, потому как меня еще в самом начале выбрали старшиной присяжных. Это было просто ужасно…

Я вспомнил, как он зачитывал вердикт и страшно нервничал при этом.

— И кто же дрогнул? — спросил я его.

— Один из тех двух, — ответил он. — Женщина. — Она вообще ничего не говорила на протяжении этих дней, все плакала и плакала. Чуть с ума нас всех не свела.

Можно было представить, какие страсти бушевали тогда в комнате присяжных. Для того чтоб один из двух изменил решение на «виновен», понадобилось целых шесть дней.

— И знаете, я испытал такое облегчение, — продолжил меж тем он. — Я сам несколько раз едва не изменил решения. Но каждое утро этот тип звонил мне и напоминал, что моя жена пострадает, если я не выполню обещания. Я не ожидал, что рассмотрение так затянется.

И я тоже никак не ожидал. Уже начал было думать, что судья объявит судебное разбирательство недействительным, поскольку нарушены процессуальные нормы и жюри присяжных не может принять решения. Он много раз вызывал присяжных в зал заседаний, просил их выработать вердикт, в пользу которого выскажутся хотя бы десять из них. Впрочем, никогда не знаешь, насколько может затянуться процесс.

— И что же произошло потом? — спросил я мистера Барнета.

— Да ничего. По крайней мере, месяц было тихо, — ответил он. — А потом этот тип снова появился в доме и, когда я пытался вытолкнуть его, побил меня. Просто вошел и ударил. — Ему было больно описывать все это. — Просто ужас какой-то, — добавил он. — Два раза ударил меня ногой в живот. Я дышать не мог. А потом подошел к Молли, это моя жена, и сбросил ее с инвалидного кресла на пол. Ну, скажите, как только может человек сделать такое?! — Глаза его наполнились слезами, он сердито смахнул их ладонью. — А потом он наступил на трубку, которая подавала ей кислород. Это было… невыносимо!..

Я кивнул, молча согласился с ним.

— А после этого, — начал я, — он велел вам пойти в полицию и заявить, что к вам приходил солиситор и просил сделать все, чтоб Трента признали виновным? — Это был вопрос, но всем барристерам известно: не стоит задавать вопросов, на которые не знаешь ответа.

Он кивнул и уставился в пол.

— Это ужасно, так лгать в суде, — пробормотал он. — Судья, назначенный на пересмотр дела, все время спрашивал меня, говорю ли я правду. Или говорю это лишь потому, что кто-то заставляет меня. Уверен, они знали, чувствовали, что я лгу. И мне было так стыдно, словами не передать, — последнюю фразу он произнес почти что шепотом. — Поэтому я здесь, — уже более громким голосом добавил он. — Когда вы пришли ко мне, я испугался. Последний год вообще боялся всех и каждого. После того суда почти не выходил из дома. Несколько недель смотрел на карточку, которую вы мне оставили, пытался набраться мужества и прийти сюда, к вам.

— Рад, что вы все-таки пришли, — сказал я. Он выдавил робкую улыбку. — Ну а жена как?

— Вчера ее забрали в дом престарелых, бедняжку. Паркинсон уже начал влиять на разум, и справляться с ней в одиночку мне уже стало не под силу. Она так расстроилась… Еще одна причина, по которой я здесь, — добавил он. — Теперь она в безопасности. Охрана там надежная. А уж один… я как-нибудь разберусь.

— Ну и каких же действий вы ждете от меня, после всех этих признаний? — спросил я.

— Вы это о чем? — спросил он и снова занервничал.

— Хотите, чтоб я пошел в полицию?

— Нет, — ответил он. Потом выдержал паузу. — Не думаю.

— Вы все еще боитесь этого человека?

— Еще как, черт побери! — ответил он. — Но нельзя прожить всю жизнь в страхе, не осмеливаясь выйти из дома.

Бриджит Хьюз так и жила, подумал я.

— Так что будем делать? — спросил я.

— Не знаю, — ответил он. — Возможно, мне вообще не следовало сюда приходить. Простите. Пойду, пожалуй. — И с этими словами он приподнялся из кресла.