Зачем Сталину была нужна власть? - [17]

 Но дорогого стоит, что в хоре единогласия авторитетных на тот момент военных, он заметил, услышал, учел мнение единственного участника заседания, всего лишь майора по званию. Более того, обратите внимание на то, как дотошно смог он добраться до личного мнения специалиста.

 Но и это еще далеко не все по этому вопросу.

 В августе 1938 г. и феврале 1939 года состоялись два заседания Главного военного совета РККА при Наркомате обороны, рассматривавшие технические проекты, чертежи и макеты танков А-20 (колесно-гусеничный) и А-32 (гусеничный), разработанные КБ Харьковского завода под руководством Кошкина.

 На обоих заседаниях присутствовавшие военные единодушно высказывались за А-20. Кошкин отстаивал А-32.

 И на обоих совещаниях его, в конечном итоге, поддерживал Сталин, не давая прихлопнуть перспективную модель.

 Именно по предложению Сталина решили произвести для испытаний опытный образец модели гусеничного А-32.

 Давайте себе представим, с какими танками встретила бы 1941 год Красная Армия, если бы Сталин не прислушался к мнениям единиц вопреки хору единогласного мнения специалистов? С какими танками пришлось бы воевать под Москвой, Сталинградом, Курском?

 Это при том, заметьте, что до сих пор бытует (и обязательно будет бытовать в дальнейшем) благородное негодование по поводу того, что танк Т-34 был создан вопреки мнению Сталина, чуть ли не втайне от него. Что за этот танк его создателей Сталин "почти репрессировал", поскольку те осмелились воспротивиться его мнению о непревзойдённости колёсно-гусеничной схемы.

 Дальше можно рассказывать еще много. Я не буду - литературы по этой теме множество.

 И про А-32, А-34, Т-34.

 Я и так здесь сильно отклонился от темы своей работы.

 Возвращаясь же к ней, хочу обратить ещё раз ваше внимание на знакомое уже обстоятельство. То, что Сталин постоянно склонялся к "гусеничной" схеме, не мешало ему внимательно выслушивать представителей иного мнения. Внимательно, терпеливо, не перебивая.

 Можно возразить, что тогда участники совещания ещё не знали его мнения, поскольку высказался он последним. Это действительно так.

 Но и на последующих совещаниях, когда решался вопрос о судьбе моделей А-20 и А-32, большинство участников всё равно высказывались за колёсно-гусеничный вариант. Ошибочный, как показала жизнь. Но они тогда всё равно на этом варианте настаивали, несмотря на то, что видно было, что Сталин то и дело явственно склонялся к "чисто гусеничной" схеме.

 О чём это говорит?

 А говорит это о совсем простой вещи. О том, что такой характер обсуждения был вполне естественным в атмосфере совещаний в присутствии Сталина.

 Чем ещё это можно объяснить?

 Далее я хочу привести еще один пример, который, кажется, лежит в стороне от рассматриваемого вопроса.

 Но иллюстрирующий, по-моему, несколько иначе манеру Сталина выслушивать чужие мнения.

 Речь пойдет о случае, связанном с разгромом под Керчью в мае 42-го.

 Напомню, что Крымский фронт, которым командовал генерал-лейтенант Д.Т. Козлов, превосходил противостоящую немецкую группировку генерал-полковника (в то время) Эриха фон Манштейна в живой силе в два раза, в танках - в 1,2, в артиллерии - в 1,8 раза. Немцы, правда, располагали большей по численности авиацией - в 1,7 раза.

 И вдвое меньшие по численности немецкие войска наголову разгромили Крымский фронт.

 Это был разгром полный, катастрофический, унизительный, наконец.

 При этом из имеющейся в его подчинении 250-тысячной группировки, командование фронтом потеряло с 8 по 19 мая 1942 года убитыми, умершими от ран, пропавшими без вести, пленными свыше 162 тысяч человек (то есть безвозвратные потери войск составили 65 процентов от их общей численности).

 И вот что воспроизвел К.Симонов в книге "Глазами человека моего поколения".

 Снова - 1962 год.

 "...Бывший командующий фронтом Рокоссовский рассказал мне, как он случайно оказался свидетелем последнего разговора Сталина с Козловым, уже смещенным с должности командующего Крымским фронтом после Керченской катастрофы.

 Рокоссовский получил новое назначение, кажется, шел с армии на фронт. Это было в конце мая или в июне 1942 года. В самом конце разговора у Сталина, когда Рокоссовский уже собирался попрощаться, вошел Поскребышев и сказал, что прибыл и ждет приема Козлов. Сталин сначала было простился с Рокоссовским, а потом вдруг задержал его и сказал:

 - Подождите немного, тут у меня будет один разговор, интересный, может быть, для вас. Побудьте.

 И, обращаясь к Поскребышеву, сказал, чтобы вызвали Козлова.

 Козлов вошел, и хотя это было очень скоро после Керченской катастрофы, все это было еще очень свежо в памяти, Сталин встретил его совершенно спокойно, ничем не показал ни гнева, ни неприязни. Поздоровался за руку и сказал:

 - Слушаю вас. Вы просили, чтобы я вас принял. Какие у вас ко мне вопросы?

 Козлов, который сам просился на прием к Сталину после того, как был издан приказ о смещении его с должности командующего Крымским фронтом и о снижении в звании, стал говорить о том, что он считает, что это несправедливо по отношению к нему. Что он делал все, что мог, чтобы овладеть положением, приложил все силы. Говорил он все это в очень взвинченном, истерическом тоне.