Зачем мы вернулись, братишка? - [29]

Шрифт
Интервал

От невеселых мыслей отвлек Джума, он протянул надорванную пачку галет и плоскую баночку. В золотистой фольге тряслось в такт ухабам прозрачное желе с куском бурого мяса.

– Харам, – презрительно буркнул конвоир, – как это можно брать в рот.

– Нет, брат – это белый безрогий баран, – ответил на колкость Акбар, подцепляя галетой желе.

Джума протянул фляжку и, наклонившись к уху, шепнул:

– У бойца за пазухой три «эфки», у Рубцова – «макаров». Матрос-партизан Железняк, а?

– Тому было легче. «Он шел на Одессу, а вышел к Херсону». И погремушек у него было больше в три раза. А мы черт знает куда колесим.

– Куда? На Зави-Зард. Куда еще?

– Помнишь, Бий сказал: много в пустыне троп? Так вот, если бы на Зави-Зард, то шли бы мы сейчас в гору. А тут ровное место. И колесят они, похоже, по азимуту идут или следы путают. А насчет Железняка – это если с музыкой. Захотели бы – положили на дороге сразу. Значит, мы им нужны. А зачем – скоро выяснится.

– Ага, весна придет, станет ясно, кто где гадил, – хохотнул Джума.

Между тем после короткой остановки всех сидящих в кузове потащило вперед, будто машина спускалась в огромную яму с крутыми краями.

ЛАБИРИНТ

Давящая на сердце тишина. Ватная, гнетущая. Аллахвердиев лихорадочно пытался вспомнить, где он такую слышал. Было же! Да, конечно, старая штольня под Черноградом. Там прятался «гусь», сбежавший от тягот военно-железнодорожной жизни. Не помогло: вытащили беднягу на белый свет в состоянии тихого помешательства. «Не иначе, Шубина злого ваш солдатик увидел» – так заключил старый маркшейдер, когда обмывали успешные поиски. А здесь что, какие, к черту, шахты и тоннели? Ближайшие – в Пули-Хумри или Бандиду? Машина шла накатом, плавно притормаживая. С остановкой погас свет в кузове. Опять угрожающе заворчали бойцы, начали приподниматься со скамеек. «Сидеть всем. Спокойно!» – звеняще прикрикнул Джума. Хлопнул по тенту откинутый полог, и тут же в кузов ударил слепящий пучок прожектора. «Мать твою! Себе посвети… Охерели, «душары». Охранник выпрыгнул вбок, канул в чернильной тьме. Автоматы вот они, рядом. Да кто рискнет? Сколько там нацелено стволов за электрическим светилом?

– Плохие солдаты, – спокойный, сильный баритон заставил напрячь внимание. – Я слышал команду «Сидеть всем». Именно так! Выполняйте. Первыми выйдут офицеры. Внимание: оружие, гранаты, ножи – оставьте в кузове. Досмотр производится в целях вашей безопасности. Прошу!

– Эх-ма! Курица не птица, Афган не заграница. Прапорщик не офицер, – нарочито громко заерничал Рубцов, – но первым я пойду. Жопа заболела от сидения.

Поднялся, не спеша стал протискиваться между торчащими коленями. Видно, и впрямь засиделся: неловко запнулся возле Горшенева, угодил лбом в плечо и успел шепнуть: «Если хана, то пока со мной разберутся – хватайте стволы». Спрыгнул, чертыхнулся, не ожидал, что поверхность будет твердокаменной. Тотчас возникли из тьмы двое в комбинезонах, ловко прохлопали от ворота до ботинок, потом тщательно «прогладили» металлодетектором. Ну, сущий аэропорт в Кабуле или Кандагаре. Афганцев только так на борт и сажали. И опять чуть не сорвалось: Джума напрягся, привстали бойцы, когда Рубцова вывели из луча в черноту. Хорошо, сообразил медик, подал голос: «Нормально все, только не видно пока ни хрена. Засветили… Вы там сухпай не забудьте. Может быть, у них самих жрать нечего».

Акбар подался вперед, мучимый только одной мыслью: баллончик с «освежителем» как преподать? Смешнее не придумаешь, дезодорант, сразу заподозрят. Будто почувствовал его смятение Джума, шепнул: «Сиди, я пойду, «дезик» бойцам отдай, спрячут». Но когда Горшенев заслонил слепящий поток, Акбар, совершенно неожиданно для себя, надавил на распылитель и не отпускал его до тех пор, пока не услышал, что шипение прекратилось. Карман вздулся и промок, бедро заледенило, и в кузове распространился неуместный запах хвои. Баллончик он небрежно бросил в груду оружия и, благоухая туалетной водой, выпрыгнул навстречу контролерам.

Уводили их по идущему вверх узкому туннелю, приказав построиться в колонну по одному и держать руку на плече впереди идущего, будто слепых вели. И все же кое-что Акбар сумел увидеть: туннель естественный – стены зализаны. Так отшлифовывает свои творения только вода. Высота метра два, и кое-где со свода свисают сосульки сталактитов. А вот пол – выглажен, поработали, выходит, подземные жители. И еще: потянуло перед остановкой сырым, ледяным сквознячком, значит, не так уж глубоко забрались.

Шествие внезапно остановилось, и Акбар ткнулся носом в Джуму. Под потолком разлился жидкий синий свет. И стало совсем тоскливо – туннель кончался небольшим расширением и тупиком. И желание было только одно – вырваться отсюда в пустыню, в горы, в огонь – куда угодно, только из этого карстового мешка.

И вновь голос, на этот раз знакомый, Султан объявился!

– Вода в канистрах, по нужде – увидите нишу. Курить только там.

– А где водители тех машин, что ушли с Курьяновым?

– Это наше дело.

– Ничего себе. Минуточку… – дернулся Горшенев.

– Капитан, ты знаешь, что ты доставлял и кому? Ты знаешь имена этих людей? Позаботься о тех, кто рядом, и о себе. Достаточно будет, если я скажу: их жизнь вне опасности, насколько это здесь возможно, но они к вам не вернутся. Они прибыли по назначению. А твое войско – с тобой. К выходу не приближаться. Охрана стреляет без предупреждения. Все, что будет нужно, узнаете позже.


Еще от автора Алескендер Рамазанов
Последний легион империи

Повесть из сборника «Родная афганская пыль».


Родная афганская пыль

Войну можно сравнить с армейским кителем. На его лицевой стороне крепятся боевые награды, нашивки за ранения и контузии, она блещет золотом и звездами погон. Но есть у кителя и изнанка, не видная постороннему глазу. Это – солдатский быт. Как и чем жили «за речкой» наши солдаты, что их радовало и чему они печалились, как и во что одевались, что ели и пили… Перед вами удивительно достоверное и доверительное описание повседневной жизни «шурави» – бойцов ограниченного контингента советских войск в Афганистане; настоящая изнанка войны…


Трагедия в ущелье Шаеста

В начале августа 1980 года в ущельях между кишлаком Карасдех и горой Шаеста погибло около ста советских солдат и офицеров 201-й мотострелковой дивизии. Большей частью потери легли на 783-й отдельный разведывательный батальон: третьего августа разведчики потеряли сорок семь человек убитыми и сорок восемь ранеными. Между тем исторический формуляр 201-й дивизии и архивы 40-й армии об этих боях не упоминают ни словом. Автор проводит расследование и пытается понять: что же произошло в те страшные дни и почему об этом так упорно молчит официальная история?


Дивизия цвета хаки

С тонким юмором и горькими слезами Алескендер Рамазанов вскрывает великую пропагандистcкую ложь об Афганской войне, все те заплесневелые идеологические догмы, которыми пичкали наш народ. Суть смерти, выписанная непредвзятым автором, до банальности проста, а вот жизнь необыкновенно многогранна, в ней играют роли люди сильные и слабые, трусы и храбрецы, паникеры и флегматы, глупые и понимающие. Чтение этой книги напоминает старую игру с переводными картинками: аккуратно снимаешь слой за слоем, под которыми проступает яркая и четкая картина той недавней, но почти забытой войны.


Война затишья не любит

Никто и никогда не писал об афганской войне чего-либо подобного… Для большинства она – трагическая ошибка, напрасные жертвы, бессмысленная жестокость. Однако автор этого романа рассматривает войну в неожиданном ракурсе, сравнивая ее со змеиным ядом, способным не только убить, но также излечить и наделить могущественной силой. Для главного героя романа, дивизионного корреспондента Алексея Астманова, афганская эпопея – завершающий, самый тяжелый шаг к вершине воинской доблести, ставший для него, по сути, шагом в бессмертие…


Рекомендуем почитать
Из боя в бой

Эта книга посвящена дважды Герою Советского Союза Маршалу Советского Союза К. К. Рокоссовскому.В центре внимания писателя — отдельные эпизоды из истории Великой Отечественной войны, в которых наиболее ярко проявились полководческий талант Рокоссовского, его мужество, человеческое обаяние, принципиальность и настойчивость коммуниста.


Погибаю, но не сдаюсь!

В очередной книге издательской серии «Величие души» рассказывается о людях поистине великой души и великого человеческого, нравственного подвига – воинах-дагестанцах, отдавших свои жизни за Отечество и посмертно удостоенных звания Героя Советского Союза. Небольшой объем книг данной серии дал возможность рассказать читателям лишь о некоторых из них.Книга рассчитана на широкий круг читателей.


Побратимы

В центре повести образы двух солдат, двух закадычных друзей — Валерия Климова и Геннадия Карпухина. Не просто складываются их первые армейские шаги. Командиры, товарищи помогают им обрести верную дорогу. Друзья становятся умелыми танкистами. Далее их служба протекает за рубежом родной страны, в Северной группе войск. В книге ярко показана большая дружба советских солдат с воинами братского Войска Польского, с трудящимися ПНР.


Страницы из летной книжки

В годы Великой Отечественной войны Ольга Тимофеевна Голубева-Терес была вначале мастером по электрооборудованию, а затем — штурманом на самолете По-2 в прославленном 46-м гвардейским орденов Красного Знамени и Суворова III степени Таманском ночных бомбардировщиков женском авиаполку. В своей книге она рассказывает о подвигах однополчан.


Гепард

Джузеппе Томази ди Лампедуза (1896–1957) — представитель древнего аристократического рода, блестящий эрудит и мастер глубоко психологического и животрепещуще поэтического письма.Роман «Гепард», принесший автору посмертную славу, давно занял заметное место среди самых ярких образцов европейской классики. Луи Арагон назвал произведение Лапмпедузы «одним из великих романов всех времен», а знаменитый Лукино Висконти получил за его экранизацию с участием Клаудии Кардинале, Алена Делона и Берта Ланкастера Золотую Пальмовую ветвь Каннского фестиваля.


Катынь. Post mortem

Роман известного польского писателя и сценариста Анджея Мулярчика, ставший основой киношедевра великого польского режиссера Анджея Вайды. Простым, почти документальным языком автор рассказывает о страшной катастрофе в небольшом селе под Смоленском, в которой погибли тысячи польских офицеров. Трагичность и актуальность темы заставляет задуматься не только о неумолимости хода мировой истории, но и о прощении ради блага своих детей, которым предстоит жить дальше. Это книга о вере, боли и никогда не умирающей надежде.