Зачем мы говорим - [78]
В деле «Эксона Вальдеса», хотя Хейзелвуд и признал, что пил водку перед тем, как подняться на борт, его оправдали. Одна из причин — анализ голоса не мог однозначно доказать его опьянение. Изменения в речи могли быть вызваны тем, что ему приходилось повышать голос, чтобы его могли услышать члены команды, ведь на корабле шумно >{364}. Хотя, как и человек, «слушающий» компьютер может считывать голосовую информацию, выводы могут оказаться ошибочными, поскольку алгоритм несовершенен или голосовые подсказки недостаточно однозначны.
До настоящего времени алгоритмы поиска лжи не учитывали слова. Возможно, компьютер с большей вероятностью смог бы обнаружить опьянение, если бы искал особые фразы, например: «А знаешь, ты ведь мой лучший друг», или обращал внимание на то, как пьяные «слов неправильный порядок часто делают»? Джонатан Айткен был высокопоставленным британским политиком, которому прочили пост будущего консервативного премьер-министра. В 1985 году, будучи главным секретарем Министерства финансов, Айткен ушел в отставку с поста члена кабинета министров, чтобы противостоять обвинениям, выдвинутым против него газетой Guardian и Granada TV. Они заявили, что он получал взятки от бизнесменов из Саудовской Аравии в связи с продажей оружия. Он, не колеблясь, выступил с речью, в которой заявил, что подаст в суд по обвинению в клевете: «Если мне придется начать борьбу, чтобы удалить раковую опухоль нашей бесчестной и извращенной журналистики с помощью меча чистой правды и надежного щита честной игры, пусть будет так. Я готов к бою». Четыре года спустя Айткен был приговорен к тюремному заключению сроком 14 месяцев за лжесвидетельство и препятствие отправлению правосудия. В ходе дела по обвинению в клевете он заявил, что часть счета из отеля Ritz в Париже оплатила его жена деньгами, которые он ей ранее выдал. Но Guardian удалось получить копию этого счета, и обман был разоблачен. Карьера Айткена закончилась. Если прослушать архивную запись его речи, в которой он говорил о «мече правды», можно услышать, что манера его речи удивительно невыразительна и резко контрастирует с саркастическими словами.
Но чтобы у компьютера появилась возможность обнаружить ложь, ему придется научиться понимать слова. Это позволит системе ориентироваться на другие признаки обмана, обнаруженные в научных исследованиях, например, на тот факт, что когда человек врет, он приводит меньше деталей и устанавливает меньше связей с внешними событиями >{365}. Но чтобы использовать эти данные, компьютеру нужно уметь распознавать речь и понимать ее семантику.
Одна из первых электронных систем распознавания речи, которая называлась «Одри», была создана в 1952 году К. Дэйвисом и его коллегами из Лабораторий Белла в США. Она могла распознавать отдельные цифры, а при тщательной настройке на конкретного говорящего правильно идентифицировала практически каждое слово. Как и другие первые системы, «Одри», по существу, работала по принципу подбора моделей. На рисунке выше показана запись голоса человека, который считает от одного до пяти. В верхней части — обычный способ представления звука, «виляющий» след, показывающий, как изменяется давление, создаваемое голосом, по мере произнесения пяти цифр. Второе слово, two, показывает два отдельных отрывка, [t] и [oo]. Оно начинается с взрывного [t], при котором воздух сначала блокируется языком, прижатым кверху, к нёбу, а когда язык отрывается, резкий выдох создает звук. За этим быстро следует гласный [oo], который почти пропевается. В нижней части — спектрограмма, показывающая изменение частотной характеристики речи. Для слова two темная линия опускается вниз слева направо, а для слова three видна диагональная темная линия, идущая в обратном направлении. Когда говорящий произносит вторую часть слова three, его интонация создает увеличение частоты, отсюда и идущая вверх линия на спектрограмме.
Мужской голос, считающий «one, two, three, four, five»
Спектрограммы подобны отпечаткам пальцев и показывают, что у каждой цифры уникальный рисунок. Задачей «Одри» было подобрать к образцу из произнесенного в микрофон звука пару из ожидаемых рисунков звука для каждой цифры. В 1950-е годы это было сложно реализовать, потому что для создания спектрограмм просто не было компьютеров. Более того, «Одри» была не слишком практичной системой. Джеймс Флэнаган из Лабораторий Белла вспоминал: «Она занимала релейную стойку шести футов (более 1,8 м) высотой, была ужасно дорогой, поглощала солидное количество энергии и создавала мириад проблем обслуживания, связанных со сложной ламповой схемой»
