Зачем мы бежим, или Как догнать свою антилопу - [22]

На соревнованиях мы выполняем, казалось бы, простые задачи, на которые способен любой здоровый ребенок, а именно: бег, прыжки, метание мяча. Их красота приближается к идеалу согласованности и простоты; все, что необходимо, присутствует в точном соответствии с поставленной задачей. Нет ничего лишнего. На легкой атлетике в колледже я видел крайности этих специализаций. Я видел то, что есть у многих из нас, но поднялся на более высокий уровень. Я увидел плод мечты и нашего неукротимого стремления к совершенству.

Неуклонный прогресс мировых рекордов во всех видах спорта за те сто лет, когда они регистрировались, наводит на мысль об эволюционных изменениях нашего вида. Мы не знаем всех стоящих за этим факторов и степени их относительного влияния. Однако мы можем быть уверены, что это не связано с биологической эволюцией. Эволюция еще могла играть роль в ледниковый период, когда мы были разделены на небольшие изолированные популяции и регулярно гибли из-за физического несовершенства. Теперь такого нет. Мы живем в больших, становящихся все более и более однородными сообществах, где быстро заглохнет любая мутация, которая потенциально может повлиять на спортивные достижения с помощью отбора особых характеристик. Не знаем мы и направленной селекции в пользу прыжков, бега или подъема тяжестей.

Соблазнительно экстраполировать спортивные достижения на будущее и считать, что они будут улучшаться вечно. Очевидно, что это не так. Всего за один век закон убывающей доходности[20] распространил свое действие на весь мир. И это вопреки значительному прогрессу в питании, четырехкратному росту населения мира, стремительному увеличению числа спортсменов практически на всем земном шаре и среди почти всех социальных слоев (начиная с кучки безумных англичан). Вопреки революционным методам тренировки, основанным на огромных базах данных научных исследований; вопреки постоянным тренировкам в специализированных современных центрах олимпийской подготовки; вопреки значительным улучшениям в снаряжении (обувь, шесты для прыжков, метательные копья, искусственные треки, крытые бассейны, аэродинамическая и гидродинамическая одежда) – вопреки всему перечисленному мы десятилетиями фиксируем прогресс лишь в долях секунд. Планка международных показателей поднялась очень высоко. До сих пор есть спортсмены-любители из колледжей, мечтающие, как некоторые из нас когда-то, об олимпийской славе, но у них уже нет шансов стать лучшими из шести миллиардов соперников, не посвящая спорту всю жизнь. Сегодня уже ничего не добьется тот, кто весь день жует гамбургеры, а тренируется по вечерам или на выходных.

Джим Торп[21], возможно, один из лучших спортсменов этого столетия, лишился олимпийских медалей, потому что получал небольшую зарплату за игры в незначительных бейсбольных турнирах. Сегодня все олимпийские спортсмены так или иначе получают финансовую поддержку на протяжении всей спортивной карьеры. Использование стимулирующих препаратов для наращивания мышечной массы более чем вероятно в некоторых спринтерских и силовых соревнованиях, где большая мышечная масса является преимуществом, а не помехой. Действительно, почти любое «странное» выступление (то есть намного лучше среднего – что сейчас практически необходимо для выхода на мировой уровень) теперь само собой вызывает подозрения. На мой взгляд, даже этот образ мыслей способен прекратить дальнейший марш рекордов, а студенческая легкая атлетика, с которой все начинается, умрет еще до того, как мы исчерпаем наш биологический потенциал. Почему? Потому что бегуны борются за славу. Допинг несовместим со славой. Если допинг подозревается автоматически, то лишь немногие, за исключением профессионалов, будут готовы приложить необходимые героические усилия для достижения цели; они не станут вкладывать все силы, если их могут обвинить в мошенничестве!

По некоторым данным, гемотрансфузия, то есть забор крови спортсмена и последующее введение эритроцитов обратно для увеличения объема крови или количества эритроцитов, увеличивает аэробную производительность и показатели бега на длинную дистанцию. Помимо этических вопросов, результаты таких опытов противоречивы, а процедуры сопряжены с риском. Физиологические доводы также неоднозначны. Важно понимать: когда мы теряем кровь, наш организм стремится компенсировать потери. То есть мы производим кровь в той степени, в какой этого требует организм. Таким образом, я подозреваю, что кровяной допинг может на время простимулировать неподготовленного спортсмена, но трудно представить, что он не повредит тренированному атлету, у которого все функции сложным образом сбалансированы для выполнения конкретной задачи. Хорошим бегунам на длинные дистанции, имеющим больший объем крови и меньшую долю эритроцитов, чем у неподготовленного человека (это снижает густоту крови и нагрузку на сердце), любые дополнительные эритроциты могут нанести ущерб, и искусственный вброс крови отчасти напоминает добавление третьей ноги, когда и так отлично живется с двумя.

К счастью, одна из замечательных особенностей бега, по крайней мере, на дальние расстояния, заключается в том, что это более или менее честное занятие. Напомню, что при забеге на 10 000 м или на марафоне вы будто управляете машиной с бесчисленным количеством интегрированных деталей. Ни одна из них не имеет преимущества перед другой. Вы не можете просто увеличить что-то одно и ожидать улучшения производительности в целом. Природа не оставляет лишних частей, а уже существующим не дает лишних возможностей. Вы должны улучшить