Зачарованные смертью - [12]
Не помню, сколько времени прошло, открываю глаза: возле меня сидит муж.
— А Игорь где?
— В туалете заперся. Наверное, стихи, бормочет, уже около часа.
Дикий, немой страх подбросил меня вверх. Подбегаю, стучу, колочу дверь. Бью руками, ногами. Тишина. Зову, кричу, умоляю. Тишина. Муж ищет молоток, топор. Взламывает дверь… В стареньких брюках, свитере, домашних тапочках… На каком-то ремне… Схватила, понесла… Мягкий, теплый… Стали делать искусственное дыхание… Вызвали „скорую помощь“…
Как же я спала? Почему Тимка не почувствовал? Собаки такие чуткие… Я сидела и смотрела в одну точку… Как сумасшедшая… Мне дали укол, и я куда-то провалилась… Утром разбудили:
— Вера, вставай. Потом себе не простишь.
„Ну, сейчас я тебе всыплю, ты у меня получишь“, — подумала я, и тут до меня доходит, что всыпать некому.
Он лежал… На нем тот пуловер, который я ему ко дню рождения приготовила… Все знакомое, родное — лицо, губы, руки… Я дотрагиваюсь до него… И он касается меня… Еще один день мы были вместе…
Не удержать… Не остановить… Не подтолкнуть к берегу… Может, я его слишком сильно любила? Как нельзя любить?..
Я не знала, куда мне бежать. В церкви молилась, но боялась признаться, что он покончил самоубийством. Ходишь и на небо смотришь… На небо… На небо… На небо… Кричать начала не сразу, через несколько месяцев. Но слез не было. Кричать кричала, а не плакала. И только когда один раз выпила стакан водки — заплакала. Стала пить, чтобы плакать… Стала цепляться за людей. У одних наших друзей мы просидели, не выходя из квартиры, два дня. Теперь понимаю, как им было тяжело, как мы их мучили. Мы убегали из своего дома… Когда оставались, я открывала дверь в туалет, стояла и смотрела: на ту трубу от вытяжки, на те стены… Пока муж не оттащит… Два раза хотели поменять квартиру, уже документы подготовим, людей обнадежим, упакуем вещи… И не могу из квартиры выйти, что-нибудь вынести… Не для меня этот выход — начать новую жизнь… Я бродила по магазинам, подбирала ему вещи: вот этот свитер — его цвет, и эта рубашка…
Какая-то по счету весна… Какая — не помню. Прихожу домой, говорю мужу:
— Знаешь, сегодня я понравилась одному мужчине. Он хотел назначить мне свидание.
И мой муж отвечает:
— Как я рад за тебя, Верочка. Ты возвращаешься…
Безмерно я была ему благодарна за эти слова.
Тут я хочу рассказать о своем муже. Он — физик, сошлись вода и пламень. (Помолчав.) Нет, о любви, как и о смерти, невозможно рассказать. Я любила… Почему любила, а не люблю? Потому что той меня нет… А себя новую, выжившую, я не знаю… Не понимаю…
Ночью лежу с открытыми глазами. Звонок. Ясно слышу звонок в дверь.
Утром рассказываю мужу. Он:
— А я ничего не слышал.
Последний раз — звонок. Я не сплю, поворачиваю глаза на мужа: он тоже проснулся.
— Ты слышал?
— Слышал.
И Тимка кругами возле кровати бегает, кругами, как по следу за кем-то… Я куда-то падаю, в какое-то тепло… И вижу такой сон…
Непонятно где, выходит ко мне Игорь в той одежде, в какой мы его похоронили.
— Мама, ты меня зовешь и не понимаешь, как мне тяжело к тебе прийти. Перестань плакать.
Дотрагиваюсь до него, он мягкий.
— Тебе было хорошо дома?
— Очень.
— А там?
Он не успевает ответить, исчезает.
С той ночи я прекратила плакать, стала говорить ему только ласковые слова: „Ты — самый хороший. Самый красивый. Самый добрый“.
И он стал сниться мне маленьким, только маленьким. А я жду его большого, чтобы поговорить с ним, понять его…
Это был не сон… Я только закрыла глаза… Дверь в комнату распахнулась… Взрослым, каким я его никогда не видела, он вошел на мгновенье… У него было такое лицо, что я поняла: ему уже безразлично все, что здесь происходит. Наши разговоры о нем, воспоминания. Он уже совсем далеко от нас…
Тогда я захотела родить… Сильно болела, я не должна была родить, но родила. Девочку… Мы к ней относимся, как будто она не наша девочка, в дочка Игоря… Я боюсь ее так любить, как любила его, я не могу ее так любить… Хочу уйти из института… Во мне нет света и радости… Я читаю стихи, и мне кажется, что все они о смерти…
У Беллы Ахмадулиной есть такие строки:
А может, он только хотел заглянуть за край? Не верил, что не вернется?
„Закрываю двери, которые не открыл…“ — так потом назвали книгу его стихов.
Есть у меня еще одна страшная мысль: а вдруг бы он сам рассказал совсем другую историю?..»
История о том, как невозможно разлюбить марши,
Сталина и кубинскую революцию
Маргарита Пагребицкая — врач, 52 года
«Мне кажется: я знала, что вы придете. Все время кого-то ждала, кто бы меня выслушал. С чего начать? Я немного растерялась… Но это хорошо, что вы моложе меня, иначе что бы я могла вам рассказать…
…Недавно мы с мужем поехали в Москву и первый раз не пошли на Красную площадь. Такого раньше никогда не случалось. Пусть у нас был только один день и мы с ног валились от усталости, но, хотя бы ночью или на рассвете перед самым поездом, мы должны побывать на Красной площади. А сейчас не пошли. Не хотелось.
Я всегда ждала эти первые минуты, когда поезд подходил к Белорусскому вокзалу, звучал марш, и сердце прыгало от слов:
Без этой книги, давно ставшей мировым бестселлером, уже невозможно представить себе ни историю афганской войны — войны ненужной и неправедной, ни историю последних лет советской власти, окончательно подорванной этой войной. Неизбывно горе матерей «цинковых мальчиков», понятно их желание знать правду о том, как и за что воевали и погибали в Афгане их сыновья. Но узнав эту правду, многие из них ужаснулись и отказались от нее. Книгу Светланы Алексиевич судили «за клевету» — самым настоящим судом, с прокурором, общественными обвинителями и «группами поддержки» во власти и в прессе.
Самая известная книга Светланы Алексиевич и одна из самых знаменитых книг о Великой Отечественной, где война впервые показана глазами женщины. «У войны — не женское лицо» переведена на 20 языков, включена в школьную и вузовскую программу.На самой страшной войне XX века женщине пришлось стать солдатом. Она не только спасала, перевязывала раненых, а и стреляла из «снайперки», бомбила, подрывала мосты, ходила в разведку, брала языка. Женщина убивала. Она убивала врага, обрушившегося с невиданной жестокостью на ее землю, на ее дом, на ее детей.
Главные герои не политики, не солдаты, не философы. Главные герои — дети, которые запоминали самые яркие и трагические моменты той войны. Не сами события, а то, что чувствовали. «Я помню маму. Когда ее вели на расстрел, она просила: „Дочку уведите… Закройте дочке глаза…“, — вспоминает одна из героинь». А я не плакал, когда падала бомба, я топал ножкой и приговаривал: «Я буду жить! Я буду жить!». И эти воспоминания детские, беззащитные, до основания обнажают и разоблачают «человеческое безумие в форме войны». На развороченном путиСтоит мальчишка лет пяти,В глазах расширенных истома,И щеки белые как мел.— Где твоя мама, мальчик?— Дома.— А где твой дом, сынок?— Сгорел.Он сел.
Завершающая, пятая книга знаменитого художественно-документального цикла Светланы Алексиевич «Голоса Утопии». «У коммунизма был безумный план, — рассказывает автор, — переделать “старого” человека, ветхого Адама. И это получилось… Может быть, единственное, что получилось. За семьдесят с лишним лет в лаборатории марксизма-ленинизма вывели отдельный человеческий тип — homo soveticus. Одни считают, что это трагический персонаж, другие называют его “совком”. Мне кажется, я знаю этого человека, он мне хорошо знаком, я рядом с ним, бок о бок прожила много лет.
Несколько десятилетий Светлана Алексиевич пишет свою хронику «Голоса Утопии». Изданы пять книг, в которых «маленький человек» сам рассказывает о времени и о себе. Названия книг уже стали метафорами: «У войны не женское лицо», «Цинковые мальчики», «Чернобыльская молитва»… По сути, она создала свой жанр — полифонический роман-исповедь, в котором из маленьких историй складывается большая история, наш ХХ век.Главной техногенной катастрофе XX века — двадцать лет. «Чернобыльская молитва» публикуется в новой авторской редакции, с добавлением нового текста, с восстановлением фрагментов, исключённых из прежних изданий по цензурным соображениям.
Вторая книга (первой стала «У войны не женское лицо») знаменитого художественно-документального цикла Светланы Алексиевич «Голоса Утопии». Воспоминания о Великой Отечественной тех, кому в войну было 6-12 лет — самых беспристрастных и самых несчастных ее свидетелей. Война, увиденная детскими глазами, еще страшнее, чем запечатленная женским взглядом. К той литературе, когда «писатель пописывает, а читатель почитывает», книги Алексиевич не имеют отношения. Но именно по отношению к ее книгам чаще всего возникает вопрос: а нужна ли нам такая страшная правда? На этот вопрос отвечает сама писательница: «Человек беспамятный способен породить только зло и ничего другого, кроме зла». «Последние свидетели» — это подвиг детской памяти.
«Великого князя не любили, он не был злой человек, но в нём было всё то, что русская натура ненавидит в немце — грубое простодушие, вульгарный тон, педантизм и высокомерное самодовольство — доходившее до презрения всего русского. Елизавета, бывшая сама вечно навеселе, не могла ему однако простить, что он всякий вечер был пьян; Разумовский — что он хотел Гудовича сделать гетманом; Панин за его фельдфебельские манеры; гвардия за то, что он ей предпочитал своих гольштинских солдат; дамы за то, что он вместе с ними приглашал на свои пиры актрис, всяких немок; духовенство ненавидело его за его явное презрение к восточной церкви».Издание 1903 года, текст приведен к современной орфографии.
В 1783, в Европе возгорелась война между Турцией и Россией. Граф Рожер тайно уехал из Франции и через несколько месяцев прибыл в Елисаветград, к принцу де Линь, который был тогда комиссаром Венского двора при русской армии. Князь де Линь принял его весьма ласково и помог ему вступить в русскую службу. После весьма удачного исполнения первого поручения, данного ему князем Нассау-Зигеном, граф Дама получил от императрицы Екатерины II Георгиевский крест и золотую шпагу с надписью «За храбрость».При осаде Очакова он был адъютантом князя Потёмкина; по окончании кампании, приехал в Санкт-Петербург, был представлен императрице и награждён чином полковника, в котором снова был в кампании 1789 года, кончившейся взятием Бендер.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В декабре 1971 года не стало Александра Трифоновича Твардовского. Вскоре после смерти друга Виктор Платонович Некрасов написал о нем воспоминания.
Выдающийся русский поэт Юрий Поликарпович Кузнецов был большим другом газеты «Литературная Россия». В память о нём редакция «ЛР» выпускает эту книгу.
Изучение истории телевидения показывает, что важнейшие идеи и открытия, составляющие основу современной телевизионной техники, принадлежат представителям нашей великой Родины. Первое место среди них занимает талантливый русский ученый Борис Львович Розинг, положивший своими работами начало развитию электронного телевидения. В основе его лежит идея использования безынерционного электронного луча для развертки изображений, выдвинутая ученым более 50 лет назад, когда сама электроника была еще в зачаточном состоянии.Выдающаяся роль Б.