Забытый скакун - [11]

Это не были лошади русской верховой породы. Нет. Тут были представители, многих пород – текинские, ахалтекинские, чистокровные английские, арабские, англо-арабские: Из Ташкента приехали десять очень хороших англо-текинских кобыл; с Кавказа – арабские и англо-арабские кобылы так называемой терской породы. С ними приехал и один жеребец – Легкодух, «польский араб», родившийся в Яновском заводе в Польше, гнедой со звездой, семнадцати лет, но еще очень бодрый. Он был в ужасном состоянии, однако скоро оправился и уже в самом непродолжительном времени показал себя хорошим производителем. Еще одного жеребца, рыжего с белыми отметинами на ногах и на морде, «чистого араба» – Циклона Караваев взял из-за того, что обнаружил на нем заросшее тавро польского завода Сангушко. Циклон был уведен немцами в Дрезден. К моменту, когда его нашел Караваев, ему было уже 23 года, но он не был кастрирован, а по заграничным порядкам это значило, что он – хороший заводчик. Он тоже скоро оправился и дал отличное потомство. В случной период его поддерживали молоком и яйцами.

В течение короткого времени в Талом Ключе собралось четырнадцать пород. Были тут и рысистые и скаковые лошади. Имелся даже один арден – Лютик; правда, он предназначался не для племенных целей, а для обычного хозяйственного использования – возить воду и фураж для своих более привилегированных «коллег». Он был не очень могучих форм, и Караваев острил, что он «в скаковом теле» – «с кем поведешься, от того и наберешься!».

Завод напоминал теперь большую конскую выставку, представленную разнообразными породами. Для чего все это делалось?

Чтобы понять, нужно знать всю трудность восстановления породы.

Для того чтобы поднять хлебный баланс в стране, достаточно одного урожайного года. Для подъема животноводства требуется уже значительно больше времени. Свинью можно вырастить в год, но для коровы нужно уже два года, а то и три. Для того же, чтобы вырастить хорошего верхового коня, необходимо пять лет, а для некоторых позднеспелых пород – шесть. Сколько же нужно времени, чтобы вырастить целую породу?

Этот вопрос прежде всего задали себе уральцы, приступая к восстановлению русской верховой породы лошадей. В первый раз, после 1918 года, для этого потребовалось двадцать с лишним лет. Но тогда в стране насчитывалось значительно большее количество русско-верховых маток и племенных производителей. Теперь же налицо имелась только одна чистопородная матка – Бегония. Нельзя же ждать, пока от нее расплодится целая порода!

Чтобы от одной-двух пар произошла порода, нужны столетия. Уральцы не могли позволить себе такой срок. Страна не могла ждать так долго. По пятилетнему плану уже в 1950 году в конюшнях завода должно было стоять пять высококровных производителей и шестьдесят маток. Меж собой участники этой работы прикидывали: через, пять – семь лет пригласить правительственную комиссию и показать ей результаты своих трудов, а не позднее чем через 20 – 25 лет возместить весь ущерб, понесенный породой.

Для этого имелся только один путь – путь, которым полтораста лет назад шел Орлов: смешивать кровь с кровью, отбирать полезное и все это сверху крыть сильной кровью «чистых» «ростопчинцев», селекция и уход, хороший вкус и опыт – вот что должно было привести к нужным результатам. Перед Орловым уральцы имели значительное преимущество: он шел ощупью, они же знали, чего хотят, они имели в своих руках чистый тип (Браслет – Бегония) и с этого образца могли копировать всю породу.

Вот для чего собрались в заводе четырнадцать пород. Они должны были послужить тем подстилающим материалом, на котором должна подняться возрожденная русская верховая лошадь. От каждой из них она возьмет их лучшие качества:

· от арабской – ее грациозность, мягкость аллюра, гибкость, ее темперамент, сухость, ее выносливость и крепость конституции, ее привязанность к человеку;

· от английской чистокровной – ее силу, резвость, ее размер и мощь, ее богатые интерьерные качества;

· от текинской – ее сухость, ее темперамент, и т. д.

Конечно, это трудный путь. Нужно подбирать линии, нужно повседневно, с самой придирчивой тщательностью следить за развитием потомства, нужен самый жестокий бракераж всего, что уклоняется от типа, что может отклонить породу в сторону. Это в свое время делали Орлов и Ростопчин, создавая породу, это делал и Дубровский завод, восстанавливавший ее в годы пятилеток, это делал теперь и Уральский трест в 118-м заводе. Скептики скажут: но порода может раствориться в массе чужого материала. А ее сила крови? А замечательно улучшающее качество русской верховой лошади, свойственное ей, как ни одной другой породе в мире? Ее великолепная способность к восстановлению? Нет, уральцы не сомневались в успехе!

И они смело шли избранной дорогой. Завод походил теперь на лабораторию. Одни породы приходили сюда, другие уходили. Так, уже в самом скором времени совсем непригодной показала себя рысистая порода. В смешении с нею получалась рысистая лошадь, но не верховая. От рысистого, племенного материала пришлось отказаться. Хорошо показали себя текинская и англо-текинская лошади. Они давали потомство «в типе», на них можно «было опереться в этой сложной работе, которую сравнивают с работой селекционера-полевода, – по зернышку отбирает он из миллиона зерен нужный ему сорт.