Забытые тексты, забытые имена. Выпуск 2. Литераторы – адресаты пушкинских эпиграмм - [6]

У князя, помимо Пушкина, было множество других знакомств с поэтами и писателями, никоим образом не замеченных в симпатии к «Беседе любителей русского слова». Это и сыграло против Шаховского при восшествии на престол Императора Николая. Управление императорских театров было реорганизовано, и Александр Александрович был отстранён от должности вследствие обвинения его в дружеских связях с литераторами из декабристского лагеря.

Шаховскому пришлось уйти со службы, но не из профессии. Он продолжал ставить свои пьесы и писать повести и рассказы, по которым было заметно, что тесное знакомство с Пушкиным не прошло даром: в поздней прозе князя явственно угадывалось его литературное влияние.

Князь так и не узнал о посвящённой ему, Шишкову и Шихматову, пушкинской эпиграмме, хотя почти всю жизнь собирал эпиграммы и стихотворения на самого себя. А их было немало и немудрено, что какие-то из них не доходили непосредственно до адресата. Поэтому закончим наше повествование о Шаховском эпиграммой Вяземского на нашего героя, которая в коллекции князя всё же была.

Мадригал Гашпару [На А. А. Шаховского]

Сбылось моё пророчество пред светом:

Обмолвился Гашпар и за мои грехи.

Он доказал из трёх одним куплетом,

Что можно быть дурным поэтом

И написать хорошие стихи.

При составлении использованы издания:

А. С. Шишков. Собрание сочинений и переводов адмирала Шишкова (в 17 частях). Cанкт-Петербург. Типография Императорской Российской Академии. 1826 г.

С. Шихматов. «Иисус в Ветхом и Новом Заветах, или Ночи у креста». Стихотворения князя Сергея Шихматова. Cанкт-Петербург. Типография Императорской Российской Академии. 1824 г.

А. А. Шаховской. Сочинения. Санкт-Петербург. Серия «Дешёвая библиотека». Издание А. С. Суворина. 1898 г.

Все публикуемые тексты приведены в соответствие с правилами современного русского языка.

А. Шишков Стихи для начертания на гробнице Суворова

Остановись, прохожий!

Здесь человек лежит на смертных не похожий:

На крылосе в глуши с дьячком он басом пел

И славою, как Пётр иль Александр, гремел.

Ушатом на себя холодную лил воду

И пламень храбрости вливал в сердца народу.

Не в латах, на конях, как греческий герой,

Не со щитом златым, украшенным всех паче,

С нагайкою в руках и на козацкой кляче

В едино лето взял полдюжины он Трои.

Не в броню облечён, не на холму высоком –

Он брань кровавую спокойным мерил оком

В рубахе, в шишаке, пред войсками верхом,

Как молния сверкал и поражал как гром.

С полками там ходил, где чуть летают птицы.

Жил в хижинах простых, и покорял столицы.

Вставал по петухам, сражался на штыках;

Чужой народ его носил на головах.

Одною пищею с солдатами питался.

Цари к нему в родство, не он к ним причитался.

Был двух империй вождь; Европу удивлял;

Сажал царей на трон, и на соломе спал.

С. Шихматов На Преображение Господне

Ты ныне на горе, Мессия и Господь!

Свою преобразил богоприимну плоть,

Дав перстному ея блеск солнечный составу;

Твоим ученикам Твою являя славу,

Не всю – но вместную для бренных их очей.

Единый из Твоих бесчисленных лучей

И нам да возблестит во тьме греха сидящим;

И вновь да сотворит добротами блестящим

Померкшее во зле душ наших естество.

Тебе, о светов Свет! честь, слава, торжество!

Словесным бытие прообразуя ново,

Твоё востание из мёртвых – Боже Слово!

Возшёл Ты на Фавор, над зыби облаков,

С избранной троицей Твоих учеников,

С Петром, с Иаковом, и с другом Иоанном;

И вдруг в величии представ богосиянном,

Дал им вкусить восторг верховного добра.

Вдруг светом облеклась Фаворская гора;

И немощны взирать на образ богомужный,

На отблеск Божества сокрытого наружный,

Лицем ученики поверглися во прах;

И горних слуг Твоих объял священный страх,

И с твердью потряслись высоки своды звездны,

И мира дольнего вострепетали бездны,

И вся, во ужасе, восколебалась тварь,

Зря в теле на земли Тебя, о славы Царь!

А. Шаховской Сводные дети Басня

Вдова, соскучась быть вдовою

И видя, что у ней желтеет цвет лица,

Сединка кое-где блестит над головою,

Решилась выйти за вдовца,

И в мужнин дом ввела с собою

Полдюжины своих с покойником детей;

А так же, как у ней,

И от покойницы, не меньше многоплодной,

Остались у вдовца ребятки на руках.

Жена взялась смотреть за всей семьёю сводной,

Как о своих, пещись о мужниных детях;

И говорит: «Они, бедняжки-сиротинки,

Невинные птенцы;

О детях могут ли пещися так отцы,

Как матери? Ах! мы об них и порошинки

Уж, верно, не дадим упасть.

И разве мужнино дитя жене чужое?

Когда в младенчестве постигла их напасть,

То бог велит об них пещися вдвое».

Что ж вышло? Через год

Заметил муж, что матушкины детки

Цветут, как розоны на ветке,

И зреют, как румяный плод;

Его же, будто испитые,

Такия тощие, худые,

Что вчуже жалко поглядеть;

То каково ж отцу смотреть?

Он, покачавши головою,

Вздохнул и вымолвил сквозь слёз:

«Так с новою моей женою

Я в дом к себе пиявиц перевёз!

И тем они толстеют,

Что кровь мою сосут», –

Сосед, случившись тут,

Шепнул отцу: «Где ж матери радеют

Так о детях чужих,

Как о своих?»

Александр Скарлатович Стурдза

Холоп венчанного солдата,

Благодари свою судьбу:

Ты стоишь лавров Герострата

И смерти немца Коцебу.

Короткая и зловещая эпиграмма, посвя-щённая Стурдзе. Хлёсткая и беспощадная как брошенная в лицо перчатка. Она ходила по всему Петербургу, утяжелённая ещё одной фразой, уже совершенно непечатной. Зная Пушкина, не вызывает сомнения, что он искал дуэли со своим адресатом, с этим «солдатским холопом», но судьба в который раз «благословила» Стурдзу, и дуэли так и не случилось.