Забытые страницы русского романса - [33]

В романсе на эти стихи Метнер избежал «красивости», которой грешат многие произведения на стихи Фета. Он отказывается, и видимо сознательно, от расхожих интонаций, сентиментальных мелодических формул песенно-романсовой лирики второй половины XIX века, его задача — создать новый интонационный пласт, который в будущем портретировал бы его время, но не посредством чрезмерного усложнения выразительных средств, а путем преодоления стереотипов.

Это единственный романс, в котором нет фортепианного вступления и исполнителю надо «за кулисами» настроиться на тональность, но затем ему почти не встретится трудностей в овладении материалом, так как в первом разделе вокальная партия дублируется в правой руке пианиста, во втором — та же мелодия, но варьированная мелодически и ритмически (синкопы несколько смягчают «рубленую» мелодию), в партии фортепиано появляется новый штрих — имитируются соловьиные трели. Именно во втором разделе достигается эмоциональная кульминация (т. 24): и «трели», и регистровый «переброс» аккордов должны создать певцу условия для выстраивания этой кульминации. С момента вступления голоса в третьем разделе крайние звуки партии фортепиано находятся на расстоянии почти четырех октав друг от друга, воображение дорисовывает картину: на пианиссимо из выси этого пространства звучит тихо и спокойно голос, поющий песню. Мелодия, вариантная по отношению к предыдущим разделам, смягчена триолями: она должна исполняться сердечно и мечтательно. К сожалению, Метнер допускает вольность по отношению к поэтическому первоисточнику — повтор (как мне кажется, не служащий украшению) последних слов «не надо».

Соч. 24, № 7 «Шепот, робкое дыханье».

Со многими стихотворениями Фета я настолько сжился, что мне кажется — я с ними родился! Среди них самое, наверно, близкое — «Шепот, робкое дыханье...». Это чудо! Как в нем мало слов и сколько трепетных чувств! Гений поэта отобрал именно те сочетания слов, за которыми — бесконечность музыки.

Стихотворение о влюбленных и о природе: ночь сменяется зарею, расцветают чувства влюбленных.

Метнер сочинил короткий романс — в 17 тактов (из них 4 приходятся на вступительные), причем исключительно простыми средствами: короткие восходящие и нисходящие мотивы сопровождаются несложным аккомпанементом, в котором можно услышать параллельные вокальной партии выразительные интонации. Композитор поставил в самом начале два существенных требования: пианисту играть с левой педалью, а вокалисту петь постоянно сдержанным звуком.

Я задаюсь вопросом, что же лучше — прочесть это стихотворение или исполнить романс Метнера или романс любого другого композитора, вдохновленный этим стихотворением (среди 16 — Римский-Корсаков, Балакирев)?

Соч. 37, № 4 «Вальс» («Давно ль под волшебные звуки...»).

Сюжетно он является как бы трагическим дополнением к вальсу на слова Дельвига «Могу ль забыть то сладкое мгновенье» (соч. 32, № 5). Там — счастливое свидание на балу, здесь — воспоминание о бале, и вот уже герой видит свою любимую в гробу. Не снилось ли ему все это?!

Этот вальс очаровал меня с первого знакомства, легко запомнилась мелодия первого раздела (первая строфа стихотворения), в двух других — тонко варьируемая каскадом композиторских находок соответственно меняющемуся содержанию. В партии фортепиано смены сложных гармоний сочетаются с подголосками, звучащими «подтекстом» к вокальной мелодии, а в тактах 57—67 фортепиано выходит на «авансцену»: после слов «я спал» (гласная «а» вокализируется пять тактов на ниспадающем от си² к до² мотиве) певец замолкает, и в аккомпанементе рокочущие басовые звуки рояля с отзвуками основной мелодии усиливают таинственно-завораживающую атмосферу. Вступающий далее голос продолжает: «Над постелью моей стояла луна мертвецом». В слове «луна» последняя гласная как бы повисает, высоко на ля² тянется три такта, но особенно замечательно этот эффект применен на слове «мертвецом» — согласную «м» надо тянуть закрытым ртом три такта. Создается впечатление звука, летящего куда-то в сферу невидимого.

Это настолько колоритный прием, что удивляешься, почему ранее никто из композиторов до него не додумался. Правда, «додумалась» великая певица А. В. Нежданова, когда (об этом уже говорилось) исполняла одноименный романс Аренского. Не сравнивая эти два произведения, понимаешь, сколь они различны: одно принадлежит композитору XIX, другое — XX века.

* * *

К Тютчеву Метнер пришел уже после Пушкина и Фета, но увлекся им по-настоящему, так как теперь нашел в нем созвучного своей душе поэта. Он написал 14 романсов на слова Тютчева, ряд строф использовал в качестве эпиграфов: «О чем ты воешь, ветр ночной», к сонате ми минор, соч. 25; «Когда что звали мы своим», к Сказке ми минор, соч. 34. Завершающим его последнюю вокальную тетрадь стал романс «Когда что звали мы своим».

Меня Тютчев сопровождает с тех пор, как я стал вообще осознавать себя как певец и человек. Я мог бы сказать словами Толстого, ставившего Тютчева впереди Пушкина, Лермонтова, Фета: «Без него ведь нельзя жить». Не берусь рассуждать на тему, почему Толстой так любил Тютчева, мне достаточно трудно объяснить даже свое неостывающее тяготение к этому поэту. Думаю, главное — это вовлечение, прежде всего, в саму музыку его поэтического языка: все начинаешь воспринимать чувством, интуицией, вдохом...