Забытые страницы русского романса - [20]
А. С. Хомяков (1804—1860)
А. А. Голенищев-Кутузов (1847—1913)
Т. Л. Щепкина-Куперник (1847—1952)
Афиша концерта из произведений Н. Метнера в исполнении Т. Макуигиной и автора
Е. И. Збруева — (1868—1936) Марфа в опере Мусоргского «Хованщина»
Е. А. Лавровская (1845—1919)
М. А. Дейша-Сионицкая (1859—1932)
Н. П. Кошиц (1894—1965)
О. А. Слободская (1895—1970)
М. А. Оленина Д’Альгейм (1869—1970)
Э. Шварцкопф (род. 1915 г.)
Романсы Аренского (продолжение)
С некоторым опасением я подходил к романсам Аренского на слова Д. Ратгауза, имя которого сохранилось во многом благодаря Чайковскому: на достаточно банальные стихи этого поэта он писал романсы, глубочайшие по экспрессии мысли и чувства, такие, как «Мы сидели с тобой», «Закатилось солнце», «Средь мрачных дней», «Снова, как прежде, один». Настроениями тоски, одиночества, горечью несбывшихся надежд пропитана поэзия Ратгауза, чем она и захватывала современников, обуреваемых теми же чувствами. Тонкий лирик Я. Полонский признавался Д. Ратгаузу: «Я грелся около ваших стихотворений, как зябнущий около костра или у камина. Ваша муза заставила меня вздохнуть о моей молодости, о поре любви со всеми ее золотыми мечтами и страданиями».
Вся поэзия Ратгауза, на мой взгляд, могла бы быть охарактеризована его четверостишием:
Ратгауз забыт потому, что целиком принадлежал своему времени. Но меня всегда влечет желание разучить и представить слушателям произведения на стихи поэта, творчество которого мало что говорит нашим современникам. С этой точки зрения и рассмотрим три романса Аренского на слова Ратгауза.
«О чем мечтаешь ты» (соч. 38, № 5).
Для первой фразы Аренский нашел выразительные интонации, которые повторяются трижды в романсе и определяют характер всего произведения — искренний и простой. Сопровождение — «взволнованные» арпеджии, которые сменяются прозрачными аккордами, когда звучат речевые «вставки», и затем далее как бы несут на своих крыльях восторженную и нежную мелодию — «и в миг с тобой на крыльях чудных грез умчимся мы далеко»...
Нетруден для исполнения и романс «Звезда блестящая сорвалася с небес» (соч. без номера). Я бы рекомендовал его для начинающих певцов: диапазон — чуть более октавы (ре>1—ми>2), простая форма (двухчастная), и можно без особого труда научиться самому себе его аккомпанировать. Обращает на себя внимание в этом романсе следующая деталь: трехтактное фортепианное заключение, которое было «присочинено» Танеевым (на это есть указание в нотах).
Как уже было замечено, в большинстве романсов Аренского отсутствуют развитые вступления и заключения, что создает порой ощущение незавершенности формы. Особенно это касается заключений: обычно последнюю фразу текста композитор представляет как быстрое свертывание того или иного настроения или чувства, после чего заключения как бы и не требуется. (Совсем по-другому выстраивали драматургию своих романсов Чайковский, Рахманинов, Метнер.) Предельно просто написан романс «Гнет забвения» на слова Ратгауза. В нем две части, первая начинается в ре миноре, вторая — в фа мажоре тем же мотивом, что и первая, но на терцию выше. Мелодия строится по принципу постепенного развертывания: от речевой интонации — к более широкому распеву (через расширение интервалов и диапазона). Как две капли воды, он похож на десятки романсов XIX века, часто безымянных либо издававшихся под псевдонимом или тремя звездочками. Их сочиняли, издавали, переписывали — значит, в них была нужда! Ведь не было ни репродуктора, ни видео, а душа жаждала трудиться!
И Аренский удовлетворял этот голод: открывал. возможность музицирования для самой широкой среды — от интеллигентов до кухарок, ничуть не обедняя их мир, наоборот, зовя к совершенству! И ты, читатель, попробуй разучить этот романс и представить, как много лет назад искали и находили в нем утешение и ответ на свои переживания, потому что приходило понимание сообщности людских сердец.
Необычайно были популярны в начале века два романса Аренского, которые можно считать своего рода приметами эпохи: «Не зажигай огня» на слова Ратгауза (соч. 38, № 3) и «Разбитая ваза» на слова Апухтина (соч. 21, № 1). Но их и сейчас интересно разучивать и петь (и слушать!) так же, как, например, «Сожженное письмо» Кюи, «О, если б грусть моя» Глиэра и т. п.
Отмечу спокойно-мечтательный светлый характер романса «Не зажигай огня». Правдиво и выразительно звучит первая фраза мелодии, которая далее, варьируясь, ведет за собой. Ее текучести, непрерывности способствует единообразный аккомпанемент — как негромкий немолчный жизненный фон в нем появляются выразительные подголоски, обогащающие музыкальную ткань, образ. Произведение это поется как бы на одном дыхании и по праву может украсить выступление любого певца.
Романс «Разбитая ваза» более драматичен и является типичной элегией. Его содержание — это сожаление об утраченном счастье, погибших надеждах: разбита ваза и увял цветок — так разбито любящее сердце... Уже в самом начале найден выразительный мелодический образ — восходящие мотивы заканчиваются бессильно никнущими интонациями. Двум строфам стихотворения соответствуют два раздела романса. Смены настроения показаны через едва заметное, но выразительное варьирование основной мелодии, альтерации, необычные для этого композитора гармонические сочетания (см. «А вазе уж грозит нежданная беда», «И с той поры как от обиды злой»). Органично вкраплены речитативные фразы «и трещина едва заметней», «она разбита» и в особенности зловеще завороженно звучащая на одной ноте фраза «но рана глубока и каждый день растет» — она выдает до предела дошедшее отчаяние, которое наконец прорывается в вопле «Не тронь его». Здесь достигается кульминация и мгновенно гаснет, последние слова «оно разбито» должны прозвучать уже «запредельно»...
