Забытые союзники во Второй мировой войне - [56]

Советско-уругвайский «футбол»

Компромиссом уругвайских властей со всё набиравшими силы радикальными уругвайскими левыми стало заявление официального Монтевидео о желании установить дипломатические отношения с большевиками уже в 1926 году.

Правда, стоит заметить, что на тот период пришлась небывалая активизация уругвайской дипломатии не только на советском направлении, а по всему миру вообще: как следствие феноменальных успехов уругвайской сборной по футболу.

Дело в том, что в 1924 и 1928 годах «чарруа» выиграли футбольные турниры двух подряд Олимпийских игр, что тогда соответствовало званию чемпионов мира и выводило какой-то южноамериканский Уругвай на первый план[85]. Это позволило Монтевидео по-новому позиционировать себя и на международной политической арене. Возможно, поэтому реакция Москвы на предложение Монтевидео оказалась довольно сдержанной: в НКИД могли подумать, что Уругвай признаёт СССР «за компанию». Судя по всему, именно такие чувства и превалировали:

«Исходя исключительно из соображений международно-политического престижа, Коллегия НКИД 13 августа 1926 г. приняла постановление… передать уругвайскому правительству согласие на начало переговоров… об установлении нормальных отношений. Однако дальше обмена официальными нотами о признании дело не продвинулось»^{82}.

Как бы то ни было, в известном смысле, нестандартное решение Монтевидео первым в Южной Америке признать большевистскую Москву — закономерно. По крайней мере, оно точно встаёт в один ряд с таким поворотом в уругвайской внешней политике, как полученное от ФИФА право провести в Уругвае первый Кубок мира по футболу.

В финале уругвайцы одержали победу не над кем-нибудь, а над своими извечными соперниками-соседями из Аргентины. В контексте этой главы такая победа вдвойне символична. Ведь до этого Уругвай опередил Аргентину и на внешнеполитическом фронте: в то время как в Монтевидео с Москвой установили дипломатические отношения, Буэнос-Айрес ограничился лишь коммерческими связями, позволив учредить у себя только-то советскую торговую контору «Южамторг».

Среди пытливых исследователей того периода советско-уругвайских отношений — такой современный российский дипломат, как Ян Бурляй. Про него стоит сказать, что в начале 1970-х он, тогда молоденький атташе, отправился в свою первую заграничную командировку именно в Монтевидео, а в начале XXI века прибыл в Уругвай уже как Чрезвычайный и Полномочный Посол Российской Федерации. Я и сам с ним неплохо знаком, но здесь процитирую интервью, которое с послом Бурляем записал мой коллега Александр Кармен:

«— А как с бытующим в Уругвае мифом о том, что СССР спас эту страну от энергетического голода?

— Это вовсе не миф, а вполне реальный и весьма показательный факт, хотя и малоизвестный. Кстати, в моём архиве есть фотография, сделанная на одном постоялом дворе в глубокой уругвайской провинции: большой бидон с надписью „NAFTA“. Говорят, что это название бензина по аналогии с русским словом „нефть“ укрепилось в Уругвае как раз в те годы[86].

Так вот, как раз в 20-е годы прошлого века в Уругвае было создано государственное предприятие ANCAP. Оно превратилось в единственную в стране монополию по переработке и реализации нефти и нефтепродуктов. Это вызвало крайнее недовольство транснациональных нефтяных корпораций, и они попытались установить нефтяную блокаду Уругвая. Тогда Советский Союз прорвал эту блокаду и поставил нефть в Уругвай. То есть первые поставки нефти государственной монополии ANCAP были осуществлены из СССР… Это — один из кирпичиков в здании добрых отношений между нашими странами»^{83}.

В 1930-е при участии СССР в Уругвае был построен первый в стране нефтеперегонный завод. В 1928 году рабочая команда из Уругвая приезжала на первую Спартакиаду СССР. Тогда же к берегам Ла-Платы пришёл знаменитый советский учебный барк «Товарищ».

«При стоянке в Монтевидео судно осаждалось репортёрами… Интервью брали чуть ли не у каждого курсанта и матроса, а фотографировали всех, поскольку они были первыми советскими людьми, пришедшими в Южную Америку под советским флагом^{84}.

Все условия были в Уругвае для распространения идей и из других европейских держав, затеявших тогда необычные социальные и политические эксперименты.

Националы

По старой памяти, в Уругвай ехало много испанцев: всё-таки когда-то это была испанская колония. Но теперь времена изменились, и на новой родине новые испанцы немедленно разделились на правых сторонников фалангистов генерала Франко и левых сторонников республиканцев.

Собственно, до сих пор при знакомстве уругваец испанского происхождения может уже «во первых строках» сообщить, что его-то отец был за республиканцев и даже ездил на историческую родину повоевать. По крайней мере, именно так начал мне рассказывать о себе при первой же нашей встрече работавший тогда в уругвайской газете левого толка «Ла Република» журналист Антонио Ладра[87].

Стоит заметить, что на момент нашего знакомства с испано-уругвайцем Антонио Ладрой редакция его тогдашней газеты «Ла Република» располагалась в Монтевидео на авениде, носящей имя никакого не испанца, а итальянца — Джузеппе Гарибальди.