Забытые опылители - [7]

ВСПОМИНАЕТ СТИВ:

После нашей первой поездки, положившей начало исследованиям опыления в Онавасе, Гэри в течение двух лет упорно работал над документированием потока генов между культурными растениями и их дикими родственниками. В поле или в лаборатории совместно с нами работали другие талантливые учёные: Лаура Меррик, Джош Кон, Синди Бейкер, Амадео Реа, Эллен Ордвей, Чарльз Шипман, Фернандо Лоаиса-Фигероа и Беттина Мартин. При помощи флуоресцентных красителей мы отследили «поток пыльцы» между столовой и дикой тыквами. Мы идентифицировали аборигенных пчёл-опылителей. Мы оценили плоды на наличие «гибридных» признаков. В наших лабораториях мы запустили анализ генетической изменчивости при помощи электрофореза. И мы брали интервью у местных фермеров и потребителей. Конечно, часть местных горожан из Соноры была озадачена Гэри и его постоянно меняющейся командой.

Чтобы полностью документировать переопыление и гибридизацию в полевых условиях, эти весьма разнообразные методы должно использоваться комплексно. И хотя некоторые из них дают немедленные результаты, правильный анализ и интерпретация других требуют целые месяцы или даже годы. В итоге мы документировали односторонний поток пыльцы от тыквы-горлянки к столовой тыкве посредством местных пчёл, а также, в меньшей степени, скрещивание между культивируемыми перцами чили и дикими перцами чилтепинами при посредстве пчёл-галиктид.

Но именно в тот момент, когда в моём сачке жужжала та крупная оранжевая пчела с тыквы, я понял, что есть один ценный урок, который нужно усвоить: пока нам не удавалось истолковать то, каким образом опылители вписываются в общую картину, было трудно понять происхождение культурного растения или сорняка, не говоря уже о том, чтобы оценивать здоровье сельскохозяйственной экосистемы. Два десятилетия назад наш коллега Питер Кеван из Гуэлфского университета в Онтарио писал, что «зачастую неизвестные, но, несомненно, важные взаимосвязи между опылителями и растениями являются серьёзным пробелом» в нашем понимании как сельскохозяйственных, так и природных сообществ. С тех пор, как Питер предупредил нас о необходимости смириться со скудным объёмом наших знаний, было проведено много работы, но его утверждение остаётся справедливым и по сей день. Точное знание экологии опыления остаётся самым слабым звеном в наших усилиях по спасению находящихся под угрозой исчезновения растений от риска дальнейшего снижения численности. И ещё это слабое звено в наших усилиях по поддержанию продуктивности сельхозугодий на уровне, достаточном для прокорма бурно растущего человеческого населения мира.

В тот же день, когда я изловил сачком пчёл с тыквы близ Онаваса, мне пришлось принять как должное результаты сборов другой группы пчёл в тропических лесах по соседству. Я наложил несколько пахучих промокательных бумаг на стволы деревьев, и они вскоре привлекли множество блестящих металлически-зелёных пчёл с длинными язычками, относящихся к подсемейству эуглоссин — из тех же самых родов, которые я изучал на редких орхидеях в Панаме. Здесь, в сотнях миль к северу от того места, где предполагалось их наличие в соответствии с картами их распространения, я зарегистрировал новые данные об этих «орхидных пчёлах» для штата Сонора. Это напомнило мне о том, как мало мы знали о распространении некоторых из самых примечательных опылителей обеих Америк. Вскоре я понял, что о разрушении людьми их местообитаний мы знали ещё меньше.

Когда мы покидали Онавас, Гэри заметил, что со времени его прошлого визита к индейцам пуэбло здесь появилось много новых белых ящиков-ульев, заселённых медоносными пчёлами. Они были маркированы названиями мест продажи пчёл со всей территории Мексики. По своей предыдущей работе с Департаментом сельского хозяйства США я знал, что международные организации по развитию активно способствовали распространению пчеловодства с экономическими целями в сельских районах Мексики. Я ещё не понимал, насколько вездесущим стало интенсивное пчеловодство и производство мёда даже в отдалённых районах мексиканских сьеррас. Я задался вопросом: что сделает конкуренция с медоносными пчёлами за пыльцу и нектар с множеством видов местных пчёл или других насекомых-опылителей в этих местах?

Перевозка пчёл из одной части страны в другую тоже взволновала меня. А что, если новые пчёлы несли на себе паразитических клещей или болезни, которые вызывали снижение численности видов в других местностях? Меня волновало то, что медоносные пчёлы могли быть обречены пережить цикл расцвета и упадка, который переложил бы проблему предоставления услуги опыления на пока ещё остающихся в этих местах аборигенных пчёл-опылителей, численность которых уже снижается.

Пока мы добирались на север к американской границе в Ногалесе, штат Аризона, я понял, что конкуренция со стороны медоносных пчёл была всего лишь одной из многих потенциальных угроз, разрушающих старые отношения между местными растениями, сельскохозяйственными культурами и опылителями в той или иной местности. Мы были свидетелями того, как огромные грейдеры и трактора расчищали древние индейские поля, выравнивая и объединяя возделанные участки для осуществления массовых посадок хлопка и сафлора. Мы видели, как кампезинос небрежно носили заплечные распылители пестицидов, зачастую неправильно используя препараты для уничтожения множества насекомых на своём пути — как вредителей, так и совершенно посторонних видов. Мы видели обочины дорог, недавно опрысканные гербицидами для расчистки местной растительности с целью посадки экзотических африканских пастбищных трав для разведения крупного рогатого скота. Когда мы вернулись обратно в Аризону, мы проезжали поле за полем, возделанные и даже выровненные по лазерному лучу в целях ирригации — стерильный ландшафт, чистый до самого края шоссе. Мало где в таких в высшей степени окультуренных сельскохозяйственных ландшафтах могли жить местные опылители, особенно пчёлы, устраивающие гнездо в земле. Если использование земли в дальнейшем не изменится к лучшему, скоро останется очень мало мест, где сможет спокойно жить одинокий побег тыквы или одиночная пчела.