Забытые на обочине - [6]

Ни возражений, ни согласия на это предложение врач не получил, от чего-то обиделся и спросил сухо.

- Ни о чем меня больше спросить не хочешь?

- Мы же много говорили. - он опять улыбнулся мягко, почти по детски. - Марк Семенович, а те убийства... Мне их теперь списали?

- Убийства, Гриша, не списывают. По закону ты чист. Ты был болен. Мой тебе совет - постарайся об этом вообще не вспоминать.

- Да... Я и не вспоминаю. То есть я плохо все помню.

Лурье произнес резко.

- Перестань. Что-то ты должен помнить хотя бы о том, как пять лет назад придушил у нас здесь дряхлого старика.

Гриша отвел взгляд в сторону, слабо улыбался, глядел на свет лампочки и не мигал.

- Не молчи, Гриша. Теперь об этом можно сказать откровенно. Боятся уже нечего, ты за все рассчитался.

- Я помню, как старик хрипел... Негромко... И дергал ногами. Мне и сейчас страшно. - он словно встряхнулся и посмотрел Лурье в глаза. - Но я думаю, что никого не хотел убивать. Никогда.

- Фамилия старика была Покатилов. А у тебя на руках в то утро оказались свежие царапины. Покатилов пытался защищаться.

- Да. Царапины... Царапины были, конечно. - он прерывисто и глубоко вздохнул. - Марк Семенович, я и сейчас не буду отрекаться, как и тогда...

Старик был грязный, всегда сопливый, ходил под себя... Я помню, чавкал очень противно, когда ел, как свинья, с хрюканьем. Жрал, а не кушал. Но не убивать же за это?

- Разумеется. - согласился врач, не услышав ничего нового. - Больше об этом не вспоминай. Все минуло.

Лурье открыл стол, извлек тонкую красную папку и спросил, сменив тон.

- Лет восемь назад, ты пытался писать нечто вроде воспоминаний. Эти записки сохранились.

Гриша тихо засмеялся, словно что-то зарокотало в его широкой груди.

- Записки сумасшедшего? Было дело... Меня тогда заставили. Это на второй, кажется, год. Попросил один врач, латыш. В той больнице, в Риге. Он думал, что это мне поможет. Если я все запишу честно и откровенно. Он давал мне бумагу и карандаш.

Лурье быстро перелистнул с десяток страниц, отпечатанных на машинке.

- А я думал, что тебе пишущую машинку дали. В палату.

- Нет, я на машинке не умею. Карандашом писал. - легкое любопытство мелькнуло на его лице. - Это "Синий свет"?

- Да. - кивнул Лурье. - "Синий свет". Название понятно. Ночью в наших палатах включают дежурные синие лампочки. Но получается, что тот доктор потом перепечатал твои записки на машинке... Тоже понятно.

- Что?

- Всего, что здесь написано, ты сам написать не мог. Не по твоим способностям и тем более возможностям, Гриша. Кто-то тебе крепко помог создать это творение. У тебя был профессиональный соавтор. Это ловко состряпанная полуфальшивка.

- Зачем? - без интереса спросил Гриша.

Лурье давно понимал - "зачем"? Тогда там, в Риге 1990 года, латышский врач заставил Нестерова писать эти "записки сумасшедшего" со своими целями. Тот врач, перепечатывая труд больного, наверняка что-то вставил от себя. И это была не медицинская, не научная работа. Врач-латыш хотел создать документальный труд о быте и нравах Советской Армии. Нравах диких и нечеловеческих. Тому врачу было наплевать на своего пациента Нестерова его, латыша, подталкивала ненависть к "оккупацинному режиму" в родной Латвии и он, судя по всему, готовился этот полубред сумасшедшего опубликовать за границей. Латышский врач руками своего больного Нестерова хотел всему миру поведать - ЧТО творится в психиатрических отделениях Вооруженных Сил СССР. Ну что ж, теперь эти намерения латыша оставались на его свободолюбивой прибалтийской совести.

- Хорошо. - легко сказал Лурье и протянул папку. - Перечитай как-нибудь на досуге.

- Зачем? - Гриша пожал плечами. - Возьмите себе. Или сожгите.

- Григорий, - терпеливо возразил Лурье. - Мне твой труд не нужен. В историю твоей болезни он тоже не включен. А тебе, как я твердо убежден, со временем это поможет во многом разобраться.

- В чем? - с легким интересом спросил Гриша.

- В самом себе. В том, что с тобой произошло. Надо знать свое прошлое, чтоб не бродить в потемках настоящего.

Гриша слегка нахмурился, но ответил мягко.

- Мне не охота об этом вспоминать.

- Хорошо. - согласился Лурье. - Пусть пока твой опус остается у меня. Когда ты устроишся, напишешь и я тебе его вышлю почтой. Пройдет время и ты прочтешь всё это с большим интересом. И я уверен - с большой пользой!

- Моджет быть... Меня сегодня после завтрака выпустят?

- Да. Документы будут готовы. Ты сразу в Москву, к брату?

- Не знаю... Николай позвал немного пожить у него.

- Санитар Кислов? Пожалуй, это хорошо. - Лурье открыл стол и вытащил из него плоскую записную книжку с медными уголками. - Держи, Гриша мой подарок на память. Там записан Московский телефон твоего брата, я вчера с ним говорил. Позвони, предупреди его, если будешь задерживаться, он тебя ждет. Будем прощаться?

- Будем прощаться. - обыденно ответил Гриша.

Они коротко и сильно обнялись, Лурье подавил вздох и поднял телефонную трубку:

- Сима, Кислов вышел на дежурство? Пусть приходит за Нестеровым. - он положил трубку и сказал с фальшивой бодростью. - Последнее, Гриша! Поначалу будь особо осторожен в "переборе" с вином и женщинами! Эти два соблазна для тебя, как, впрочем, и для всех - крайне опасны. Но именно к ним тебя и потянет, что закономерно. Любишь водку?