Забытые истины - [3]

– Так, а пижама как называется?

– Тобок.

– Как?

– То-бок, – отчетливо повторил Джек. – От японского кимоно отличается тем, что верхняя куртка не запахивается, а надевается через голову. Обувь для тренировок – степки, на соревнованиях дерутся босиком. Все команды, которые отдаются на даянге, – на корейском. Спортсмен защищен на ногах и руках накладками, на голове шлемом, а корпус закрывается протектором. – Джек снова начал рисовать, через пять секунд на листке уже красовался схематичный человечек, грудь которого была прикрыта штукой, откровенно напоминающей верхнюю часть фартука. – На протекторе кружок или квадратик, обозначающий более удачную зону поражения противника. Он синий или красный. По цветам ориентируются судьи. Красный по-корейски – хонг, синий – чонг. Дерутся по три минуты три раунда. Бьют в основном ногами, поэтому, если уж достали до головы, то считай нокаут. В конце судья берет обоих спортсменов за руки и, объявив «Хонг са» или «Чонг са», поднимает руку победителя.

– Ой, что-то я совсем запуталась в этих твоих хонгах. – Делия устало откинулась на спинку сиденья. – Боже! Как я буду делать этот репортаж? Ума не приложу. Просто руки опускаются.

– Да ты не бойся, – доверительно подмигнул Хон. – Я ведь буду рядом, подскажу, если что. И тем более у тебя же не прямой эфир, смонтируем.

– Ну почему? Ну почему я? – не унималась Делия. – Я не хочу брать интервью у придурков, которые двух слов связать не могут.

– Приехали, – объявил Чин. – Мне ждать вас здесь?

– Да, пожалуйста. Надеюсь, что мы ненадолго. Джек, ты мне сразу найдешь чемпиона, и мы уберемся отсюда – чем быстрее, тем лучше.

Хон, подхватив камеру, уже вышел.

– Как тебе сказать, там ведь не бывает одного чемпиона.

– Что значит – не бывает одного чемпиона? – Делия с силой захлопнула дверцу фургона. – Ты о чем?

– О том, что там, как в боксе, все по весовым категориям. В каждом весе свой победитель. – Джек непонимающе улыбнулся. – А что тебя это так взволновало?

– А то… – На лице Делии отразилось самое настоящее страдание. – Мне шеф сказал найти чемпиона и взять интервью у него. У одного, понимаешь? Ролик пойдет в вечерних новостях. Он ограничен во времени. А теперь у кого я что возьму, если их там целая толпа.

– Так я знаю лучших спортсменов. Посмотрим, кто на каком даянге выступает, и пойдем туда.

Час от часу не легче! Делии хотелось взвыть на всю улицу. Там еще оказывается и несколько рингов! Или этих, как их, даянгов. Репортаж все более и более терялся среди хаоса новых понятий, правил, хонгов и чонгов. Она ведь не спортивный комментатор, в конце-то концов. Как не вовремя заболел Фрэнк, шататься по спортзалам – его работа.

– Удар сбоку называется дольо чаги, прямой – ап чаги, с разворота – титура хорио чаги, с переворотом мом дольо чаги, – методично продолжал Хон. – Если спортсмена вырубили, то считать начинают тоже на корейском: хана, дуль, сэт, нэт, тосот, ёсот, илькоп, ёдуль, ахоп, ёль.

Уже после замечательного сочетания «титура хорио чаги» взгляд Делии сделался отсутствующе-обреченным. Такой вид бывает у людей, которым уже совершенно все равно: хоть тосот, хоть ёсот, какая разница?! Здание спортивного центра, возвышающееся над головой, казалось издевательски-подловатым. Люди вокруг ехидно-мерзкими. Короче, свет в окне померк. Она ничего, совершенно ничего не знает. Что за гениальная идея – послать культуролога, обычно освещающего новые экспозиции и музейные коллекции, на соревнования по тэквондо! Делия с самого утра знала, что именно так все и будет. Что все остальные заняты и послать просто некого. Но это же не повод так издеваться! Ну что бы мог рассказать Фрэнк, к примеру, о выставке японской икебаны? Или о новом букинистическом магазине? Да он и слов таких отродясь не слышал.

А Хон между тем продолжал лекцию:

– Тцот означает начали, гман – разошлись.

Делия больше не могла это слушать. Куда она попала? На урок корейского? Ну неужели нельзя перевести команды на нормальный язык!

– Серия упражнений, которые выполняют на показательных выступлениях, – пумсэ.

Тут уж Делия не выдержала и, схватившись за голову и сдавив уши, чтобы больше не слышать этих ужасных слов, просто закричала:

– А-а-а! Перестань, не могу больше! Не хочу туда идти. – Она зажмурилась, словно пытаясь таким незамысловатым приемом отгородиться от мира. – Не пойду! Хоть режьте меня, не пойду!

– Да что случилось-то? – удивился Хон. – Что ты вопишь как ненормальная?

– А случилось то, что я не хочу туда идти. Я ничего не запомнила, ничего не поняла из твоих слов. О чем мне с ним разговаривать? О сексе? Если уж не могу задать вопросов, касающихся спорта.

– Ну так спрашивай о том, о чем и у других? Как относитесь к войне в Ираке? – Хон сосредоточенно почесал затылок, силясь вспомнить другие дежурные вопросы. – Как он смотрит на проблему разводов?

Но Делия, уже успевшая преодолеть истерику, только рукой махнула.

– Хон, я же тебе объяснила, что они не умеют разговаривать. Просто не умеют, понимаешь? – Она постучала себе по лбу костяшками пальцев. – У них там пусто, как в канистре из-под машинного масла. Одна извилина – и та, которая делит мозг на два полушария. Мой репортаж придется тогда разрезать на отдельные фразы и монтировать, как в детской игре. Знаешь, есть такая. Берешь газетную статью, режешь на слова, а потом склеиваешь по новой в другом порядке. Они не знают, что в Ираке идет война. Они не интересуются проблемой разводов и демографической ситуацией в стране. Они вообще ничем не интересуются, кроме своего мордобоя. Ладно еще с гимнастами пообщаться, ну с теннисистами. А эти! Если и были мозги, так их уже давно выбили.