Джад-бал-джа тихо зарычал.
— Я знаю, — сказал Хант. На мгновение Хант собрался вернуться, пройдя обратно через мост, и вытянув его назад так, чтобы то, что обитало здесь, не смогло бы пересечь его. Хант решил в любом случае избавиться от этого моста. Там было что-то, притаившееся в ловушке, что-то весьма неприятное.
Звук затих вдали. Может быть, монстру было еще не известно о них. Хант почувствовал некоторое утешение от такой возможности. С факелом и копьем, что он крепко сжимал в руках, Хант выбрал направление прочь от звука, и они вместе с Джад-бал-джа пошли в этом направлении, не глядя на то, какая бы опасность не скрывалась за их спинами.
***
Тарзан, верхом на зебре, подъехал к каменоломне вскоре после наступления темноты. Джунгли раздались вширь, как разлом во вселенной, и уступили место большому карьеру. Луна поднялась над выработкой, полная и яркая, такая массивная, что выглядела как бронзовый щит, вмороженный в небо.
В карьере не было ничего кроме строительного камня, и в лунном свете камни окрасились золотистый цвет, в тот момент казалось, как будто земля отдала все свои богатства, выплеснув их из открытой раны.
Тарзан проехал мимо карьера, и в это время перед его глазами показался сам величественный город Ур. Тарзан осадил в зебру и залюбовался городом. Город был так похожна сказочный мир, залитый лунным светом. Высокий, обширный и золотой. Город лежал в конце этой большой дороге, словно Изумрудный город из Страны Оз.
Были времена, когда весь Африканский пейзаж был пронизан такими чудесами, но теперь эти пути древних и магия джунглей медленно умирали. Иногда Тарзан чувствовал, что мир, который он знал, уползает прочь, как ослабевший старик, в надежде найти место, чтобы лечь и умереть.
Тарзан решил, что он уже достаточно близко подошел к городу, двигаясь по дороге. Он хотел пробраться в Ур и найти там Джин, будучи незамеченным и как можно тише. Человек-обезьяна спешился, отвел зебру в джунгли, и без колебаний, вытащив нож, перерезал ей горло. Зебра упала и задергалась, полилась кровь. Тарзан склонил лицо над гейзером крови, позволив ей попасть в рот. Теплая и жидкая энергия оживила его. Он отрезал кусок мяса от ляжки зебры и съел его в сыром виде. Затем снял шкуру с зебры в рекордно короткие сроки, и заплел влажные полоски кожи в крепкую веревку длиной около десяти футов. Он привязал веревку к дереву, взялся за нее и потянул, пока не выжал большую часть остатков крови и жидкости из сплетения, а потом, свернув веревку и повесив ее над рукоятью ножа, человек-обезьяна начал двигаться через джунгли. Он поднялся на дерево, и помчался вперед, перепрыгивая с ветки на ветку, с лозы на лозу, больше пользуясь инстинктами и чувствами, чем зрением.
Когда он достиг края джунглей, то остановился в ветвях дерева и снова оглядел Ур. Вокруг города протянулся большой ров, а подъемный мост был поднят вверх. На вершине стены стояли часовые. Тарзан мог видеть, как их копья мигают в лунном свете, когда те проходят вдоль зубцов.
Тарзан определил, что, скорее всего, еще несколько воинов будет спрятано где-то на окраине города, расположенные там, чтобы сообщать о любой приходящей опасности. Тарзан, также предположил, что они наверняка будут довольно расхлябанными в своих обязанностях.
Такова человеческая природа. Ур, за исключением его коренных жителей во всем регионе был относительно неизвестен. Или был, пока Хенсон и его сафари не решили отыскать его местоположение. Ур обладал также невиданной силой, и аборигены, скорее всего, будут чувствовать себя там, в полной безопасности, чтобы бояться какого-либо врага, который мог бы знать о существовании города. И они не ожидали, что один человек смог бы преодолеть его часовых, его ров, его масштабные стены и войти внутрь.
Тарзан почувствовал моментальный гнев. Тот был направлен на него самого. Он никогда не должен был предполагать, что для Хенсонов было правильно и хорошо продолжать их охоту за Уром. Он знал, в глубине души, что позволил им это по своим личным причинам.
Тарзану просто хотелось приключений. Он хотел того дикого крещения, что смывало зловоние цивилизации с его сердца и души. Он подумал немного и о Джейн, его жене, что вернулась в Англию. Ей там очень удобно. Он подумал о вещах, которые они сказали друг другу. Поразмыслил и об огромном, затерянном мире в ядре Земли, его следующем возможном убежище. Но пришла бы туда Джейн? Это не было похоже на старые времена. Время меняет все. Время меняет людей. И Тарзан и Джейн также изменились, независимо от того, насколько сильно они пытались отрицать это.
Но он не будет думать о таких вещах. Это были вещи цивилизации. Чтобы выжить в джунглях, нужно было бы выбросить мысли о вчерашнем и завтрашнем дне прочь из своего разума, и придется отложить в сторону сентиментальность. Для такого рода мышления здесь не было места.
Выживание. Это было единственным, о чем он должен был думать, об этом и о спасении Джин, и оказании помощи сафари Хенсона. О Ханте и Смолле. Все было как в старые добрые времена.
Или, должно было быть, но Тарзан был совершенно не доволен своими успехами. Это была не его вина, и он это знал, но не хотел, чтобы такого рода вещи случались с теми людьми, кого человек-обезьяна поклялся хранить и защищать. Это заставило его чувствовать себя некомпетентным. Это заставило его чувствовать себя таким же, как другие люди.
