Забытое королевство - [54]

Я подружился с несколькими боа из деревни Мбуши («Плоть свиньи») в Наншаньских горах неподалеку от места, где я по дороге в Лицзян повстречался с грабителями. Одним из этих боа был юноша по имени У Чжан, низкорослый, коренастый и толстый, с лицом, круглым, как полная луна. Он всегда был невероятно вежлив, держался с большим достоинством и каждый раз, приезжая в Лицзян, привозил мне по паре крупных реп или брюкв и небольшой горшочек меда, вручая эти дары с торжественностью великого герцога, преподносящего своей герцогине бриллиантовую диадему. Затем он церемонно откланивался, шел на рынок, чтобы распродать оставшуюся репу, и возвращался вечером на ужин, обычно оставаясь ночевать. Однажды он пришел к ужину, на котором присутствовала компания моих друзей-наси. Должно быть, кто-то из них сказал что-нибудь нелицеприятное по поводу его принадлежности к народу боа, поскольку после этого он весь вечер горько плакал, и мне стоило большого труда убедить его, что никто не хотел его обидеть. Он сказал, что ему то и дело приходится сносить оскорбления от заносчивых горожан. Больше всего он мечтал пригласить меня на свою свадьбу, но увы — обстоятельства вынудили меня покинуть Лицзян раньше, чем она состоялась. Но однажды, по пути в Шику, что на берегу Янцзы, мне довелось проезжать мимо его деревни, где не было ни источников, ни ручьев — местным жителям приходилось довольствоваться водой, заполнявшей впадины и ямы за время сезона дождей. У Чжан принял меня в своем бедном жилище так, будто я был графом, а он — феодальным королем в изгнании, которому пришлось временно приютиться в дрянной лачуге. Иногда вместе с У Чжаном ко мне в гости приходили его соседи. Некоторых из них У Чжан недолюбливал и постоянно шептал мне на ухо, что с ними лучше не иметь никакого дела. Я не слишком-то прислушивался к его словам, однако впоследствии мне представился случай об этом пожалеть. Через некоторое время один из этих сомнительных боа явился ко мне вечером, после закрытия рынка, с двумя друзьями. Они производили впечатление людей воистину примитивных, косились на меня, словно затравленные звери. Все трое просились переночевать в моем доме, обещая уйти рано утром. Я накормил их и напоил, а затем проводил в гостевую комнату в соседнем крыле. Постели я им не выдал, поскольку боа и некоторые другие племена обычно предпочитают спать на полу, укрываясь плащами вместо одеял. Рано утром мой повар прибежал ко мне весь белый от ярости.

— Идите, посмотрите! Идите! — задыхался от гнева он.

Я вошел в гостевую комнату. Гости уже ушли. Все стены были залиты мочой, а на полу там и сям красовались «визитные карточки». Больше я не пускал к себе ночевать ни одного боа из той деревни, за исключением У Чжана.

Помимо наси, боа и тибетцев в Лицзянской долине и прилегающих к ней горных областях проживало еще множество разнообразных народов, включая черных и белых ицзу, черных и белых лису, миньцзя, аттолаев, мяо, чжунцзя, сифаней и цян, наиболее интересными из которых были черные ицзу и миньцзя, игравшие важную роль в жизни и экономике Лицзяна.

За время долгих путешествий и пребывания среди племен Китая и приграничья Тибета, Туркестана и Сибири, Индокитая и Таиланда, а также других областей Юго-Восточной Азии я пришел к выводу, что все нынешние племенные народы четко делятся на две категории — отмирающие и нарождающиеся. Под первой категорией я подразумеваю те из них, которые как будто утратили волю к жизни, словно срок их земного существования подошел к концу. Они исчерпали в себе стремление развиваться дальше, у них нет желания куда-либо в жизни продвигаться. Их не интересует ни возможность улучшить свою судьбу при помощи учебы, ни вообще что-либо, что происходит за пределами тех горных уголков, где они ютятся. Их не взволновало даже наступление эпохи аэропланов и автомобилей, усовершенствованных методов обработки земли и чудес современной медицины. У них нет желания исследовать эти чудеса, да они и не воспринимают их как нечто имеющее отношение к ним лично. Они хотят только одного — чтобы их оставили в покое и они могли бы и дальше влачить свое примитивное существование. Когда их со всех сторон сжимают более агрессивные соседи, они пассивно уступают тем свои земли и тихо, стыдливо уходят в еще более глухие места неприступных гор. Они вяло, безрезультатно сопротивляются попыткам правительств и миссионеров втянуть их в водоворот цивилизованной жизни. Они соглашаются даже надевать иностранную одежду и покорно ходят в миссию на церковные службы, однако только в ответ на подарки, убеждения и давление. В глубине души им это неинтересно. Они статичны — их невозможно каким бы то ни было образом подтолкнуть или развить, а когда цивилизационный процесс становится слишком стремительным или жестким, они просто погибают, не в силах этого вынести. Их миссия на земле завершилась, и они обречены на исчезновение — и наверняка исчезнут, возможно, через несколько десятилетий, под непрекращающимся напором более агрессивных и цивилизованных народов, которые в поиске нового жизненного пространства стремятся заполнить все свободные уголки планеты. Они либо тихо вымрут, либо растворятся в межнациональных браках с другими, более жизнеспособными расами. К этой категории отживающих свой век племен я отнес бы мяо, белых лису, чжунцзя, боа и многие другие народы, рассеянные по всей Азии от Камчатки до Новой Гвинеи. Их борьба с миром — если таковая вообще имела место — окончена, и конец их уже близок, несмотря на то, что мировые правительства и добросердечные миссионеры продолжают их опекать.