Забытое королевство - [48]

— Она — правящая герцогиня из Сянчэна, а он — ее последнее приобретение.

— Вам не кажется, что у нее довольно-таки строгий вид? — спросил я.

Г-жа Хо налила себе и мне еще по чашке иньцзю и затем ответила:

— О да. Говорят, они уже ссорятся, как кошка с собакой.

— Забавно. Он такой сильный мужчина, — заметил я.

— Ну, не все то золото, что блестит, — с загадочным видом произнесла г-жа Хо и пошла навешивать на окна ставни.

На следующий день я повстречал своего друга-наси — того самого, который познакомил меня с ламой-бандитом. Я описал ему сянчэнскую герцогиню.

— О, я ее довольно хорошо знаю, — отвечал он. — Это богатая, влиятельная женщина, а в Лицзян она приехала, чтобы поразвлечься. Пойдемте со мной, я вас познакомлю, — предложил он. — Кстати, поговаривают, что она собирается развестись с нынешним мужем. Возможно, вы ей подойдете в качестве следующего кандидата, — пошутил он, едва заметно подмигнув.

Герцогиня приняла меня благосклонно. Она восседала на драгоценных коврах в окружении дам из своей свиты. По ее требованию слуги принесли вина, и завязалась беседа. Время от времени я называл ее «ван мо» («могущественная женщина») — официальным титулом, который используется по отношению к принцессам и герцогиням. Она была очень довольна.

— О могущественная женщина, — сказал я наконец, — вам повезло найти такого прекрасного супруга…

Еще не окончив предложения, я осознал, что допустил ужасную оплошность. Герцогиня рассердилась, щеки ее побагровели.

— Вы явились сюда за тем, чтобы меня оскорблять? — сухо спросила она.

Я был так смущен, что не знал, как отвечать.

— Наверняка вам рассказали обо мне какую-нибудь гадкую сплетню, — в гневе продолжала она. — Прекрасный супруг — лучше и не скажешь! — передразнила она меня. — Да, он хорош собой, но муж из него никудышный! — Голос ее чуть не срывался на крик. — Я дала ему две недели на то, чтобы восстановить свою мужскую силу, — ярилась она. — Иначе я вышвырну его за порог!

Чувствовалось, что она на грани истерики. Я рассыпался в извинениях, и мы выпили еще по чашке вина. Я напомнил ей, что в Лицзяне имеется врач западного типа и несколько аптек — мудрым применением определенных восстанавливающих средств хороший доктор вполне мог бы вернуть им счастье супружеской жизни. Она скептически покачала головой.

Недели через три я случайно наткнулся на беднягу «Петра Великого» на улице. Вид у него был подавленный и растрепанный, глаза опустевшие. Не обменявшись со мной ни словом, он скрылся в таверне. Я зашел к своему другу-наси.

— Разве вы не слыхали? — удивился он. — Она его все-таки выгнала. Теперь она уехала, а бедняга остался ни с чем — придется ему перебиваться самому.

Мне нравились тибетцы народности кампа, приезжавшие в город по нормальным, законным делам. В уличной или рыночной толпе эти великаны всегда бросались в глаза. Благодаря пушистым шапкам из лисьего меха они казались еще выше. Это был дружелюбный, приветливый и донельзя щедрый народ. В традиционных шапках они выглядели очень мужественно, однако без шапок имели несколько странный вид. Волосы у них были заплетены во множество мелких косичек, обернутых вокруг головы и подвязанных красными лентами, из-за чего они, в моих глазах, очень напоминали вагнеровских героинь — какую-нибудь Брунгильду или Кримхильду, переодетую в мужское платье. Я принимал некоторых из них в гостях. Их лица, загоревшие под жестоким высокогорным солнцем и огрубевшие под пронизывающим ветром, обычно были смуглыми до черноты, однако под одеждой, как мне довелось по случаю заметить, кожа у них была восхитительно белая и нежная, как бархат. Они никогда не мылись, но на ночь всегда натирались маслом. Естественно, именно поэтому кожа их оставалась мягкой, однако после такого гостя простыни становились настолько черными и так пропитывались маслом, что приходили в полную негодность — отстирать их было невозможно; запах пригоревшего масла не выветривался в доме еще много недель.

Высокопоставленные тибетцы из Лхасы любили ездить в Лицзян как по делу, так и для отдыха, невзирая на дальнее расстояние. Тибетцы — заядлые путешественники, а караванное путешествие по Тибету, при правильной организации дела, — очень приятное занятие. Но одна аристократическая тибетская семья из Лхасы в итоге поселилась в Лицзяне. Семья включала двоих мужчин, женщину, ребенка и некоторое количество челяди. Это были мягкие, тихие люди, очень учтивые и тактичные. Один из мужчин был низкорослым, полным и бородатым. Обычно он носил пурпурно-красную тунику, подпоясанную кушаком, и желтую шелковую рубашку, что намекало на связь с религиозной организацией. Его компаньон также не вышел ростом. Волосы у него были коротко острижены, он тоже носил бороду, а его несколько аскетическое лицо выдавало незаурядный ум. Он ходил в одежде ламы, однако обычный для ламы плащ надевал редко. Женщина была высокая, очень белокожая и красивая. Одевалась она как лхасская аристократка высокого ранга и носила традиционный передник из полосок разноцветного шелка. Мальчику было около пяти лет, и должен сказать, что более красивого тибетского ребенка я никогда не видел. Несмотря на свой возраст, он щеголял в полноценном костюме тибетского мужчины, включая высокие сапоги и миниатюрный кинжал. Жили они у Двойного Каменного моста. В должный момент я был им представлен, и мы очень подружились. Окольным путем, от друзей и г-жи Хо, ставшей женщине конфиденткой, я узнал, что мужчина постарше и в самом деле лама. Это был сенешаль Ретинга, перерожденца из школы Сакья (Белой секты), одного из четырех титулярных королей Тибета. Его друг, мужчина в платье ламы, был при Ретинге духовным наставником. Я начал постепенно понимать, в чем дело.