Забытая высота - [13]

В тишине явственно простучала короткая автоматная очередь, оборвала жалобный коровий мык. От соседней ячейки, где сидел Бандура, послышалась длинная забористая ругань. Дынник привстал, огляделся. На зелени склона, сколько было видно из-за основательно прореженных кустов, чернели воронки, и все пространство между ними пестрело от комьев, веток, вывороченных из земли каких-то предметов. Дынник заскользил ботинками по стенкам ячейки, торопясь выбраться из нее. Нащупал ногой нишу, вылез, шатаясь, побежал к танку.

На скосе аппарели Марыся перевязывала танкиста Кесарева, раздетого до пояса. Бруствер щели, вырытой им для себя, был подчистую сметен взрывом, и странным казалось, что после такого близкого взрыва Кесарев еще жив.

Что-то подвернулось под ноги, крупное большое. Дынник наклонился, поднял череп. На темени чернел старый пролом, а на лбу змеился свежий след осколка.

Слезная жалость полоснула по сердцу. Не только Марысю было жаль, даже не чудом уцелевшего Кесарева, а всё и всех — болтуна Бандуру, себя, лейтенанта, высоту эту, мертвые кости С новым острым чувством вины Дынник положил череп на землю, кинулся к танку, принялся колотить кулаком по броне. Потом догадался, повернул винтовку и стал бухать прикладом.

— Ты что, сдурел?! — Выглянувший из люка танкист в шлеме, оглохший от стрельбы, орал во весь голос.

— Лейтенанта! Где лейтенант?!

— Чего тебе? — Лейтенант тоже кричал. Высунувшись, он скосил глаза в сторону Марыси, но не задержал взгляд, снова сердито уставился на Дынника.

— Уходить надо отсюда, товарищ лейтенант. Сейчас же надо уходить!

— Почему?

— Да поглядите, что наделали. Еще один обстрел, и археологам тут делать будет нечего.

— Ну и что?

— Как что?! Стерильный слой… Семь веков прошло… Памятник, спасти надо…

Он говорил то, что все уже слышали, и лейтенант махнул рукой.

— Иди на свое место. Да не маячь…

— Это же археологический памятник!.. Не пойду!

— Как это не пойду?! — еще громче закричал лейтенант. Снова метнул взгляд на Марысю и вдруг смягчился: — Ночью уйдем, немцы еще полезут. Расчихвостим их последними снарядами и уйдем. — И вздохнул: — Было бы горючее, ушли бы хоть сейчас.

Дынник с тоской оглянулся, наткнулся глазами на чадившие машины в поле. Снизу, из ячейки, их не было видно — только дымы, — а теперь разглядел черные остовы. И увидел еще одну машину, стоявшую поперек дороги, не сгоревшую.

— Не пойдет, это ж дизели, — сказал лейтенант, догадавшись, чего хочет Дынник. — Нам авиационный бензин нужен, самолетный, понятно?

Самолетный! Что-то ворохнулось в памяти, кто-то говорил про самолет, совсем недавно говорил… И вспомнил: да Марыська ж! Он шатнулся к ней так стремительно, что девушка испугалась.

— Где самолет?

— Какой?

— Летчик живой? Тот, чей пистолет у тебя. Значит, самолет целый?

— Целый…

— Какой самолет? — в свою очередь, насторожился Меренков.

Марыся покраснела, вынула пистолет.

— Где он?

— Увезли его. Раненый был, совсем раненный…

Лейтенант спрыгнул с танка, схватил девушку за плечо, бесцеремонно повернул к себе, будто не он только что робел перед ней.

— Где самолет, спрашиваю?!

— Далеченько. Километров семь отсюда. Может, с гаком.

— С гаком, — эхом повторил лейтенант. И покачал головой, добавил с безнадежностью: — Если несбитый сел, значит, горючее кончилось.

— Раненый летчик-то, раненый! — заорал Дынник, удивляясь тому, что лейтенант никак не хочет понять такое простое и ясное. Он-то сразу уверовал, что только так, а не иначе все и было: ранило летчика, и он посадил машину, которая и посейчас стоит там с баками, полными превосходного авиационного бензина.

— Ты самолет видела?

— Нет, я только пистолет у мальчишек отняла.

— Но кто-то видел?! Что он — сгорел, перевернулся?..

— Сказывали: целый стоит.

— На шасси?

— Откуда шоссе у нас? Дорога там обыкновенная.

— На колесах стоит? — рассердился лейтенант.

— На колесах, сказывали.

Знакомый посвист хлестнул воздух над головой, и пуля с жалобным подвыванием срикошетировала от бруствера. Лишь затем до слуха донеслось татаканье далекой пулеметной очереди. Лейтенант пригнул Марысе голову, почти обнял ее, но не отпустил, так и стоял, выглядывая, откуда стреляют. И увидел частое мельтешение фигур на пшеничном поле.

— По места-ам! — закричал он и, толкнув Марысю под корму танка, нырнул в люк.

И Дынник тоже присел в неглубоком танковом окопе, не зная, что теперь делать — бежать в свою ячейку или оставаться. Но снова загрохали по высоте разрывы, и маетный вопрос этот отпал сам собой. И перевязанный танкист тоже сидел тут, безвольно уронив перебитые руки.

Дынник считал разрывы и каждый раз замирал, ожидая, когда рванет еще. Артобстрел скоро прекратился, но тут застучал танковый пулемет. Казалось, весь танк, от башни до гусениц, гудел как колокол. В промежутки между всплесками этого гуда расслышал Дынник редкие хлопки винтовок и опять замаялся: бойцы отстреливаются, а он сидит тут, прячется, как дезертир.

Атаку отбили раньше, чем он собрался бежать в свою ячейку. И снова повисла тишина, снова выглянул лейтенант, сполз по броне в окоп.

— Надо найти этот самолет, — сказал, ни на кого не глядя.

Марыся сразу вскочила, будто вопрос относился к ней одной.