Забытая сестра, или Письмо на чужое имя - [32]

– Это была случайность! Ты же дочитал до того места, где было сказано, что это был несчастный случай?

– Ну да – случайно попала в глаз, – усмехнулся Дэнни. – Я знал об этом. Знал… – Он запустил пальцы в волосы. – Откуда я все это знал? Я это видел? Слышал? – Он с раздражением потер лоб. – Откуда мне известны все эти детали, Райлс? – воскликнул он. – Я знал, но забыл!

– Мне кажется, – осторожно проговорила я, не желая, чтобы он опять начал гневную тираду по поводу родителей, которую они, возможно, и заслужили, – мама с папой просто хотели, чтобы ты все забыл, и делали все, что было в их силах.

– Мне тогда разрешили не ходить в школу, – сказал Дэнни. – Мама обучала меня на дому, как сначала она обучала Лизу. Ее тогда дома не было. – Он нахмурился, пытаясь что-то вспомнить. – Она и так постоянно уезжала в какие-то поездки и все такое… но тогда она, наверное, была в тюрьме – я не знаю. Может, и была. Я как-то не связал домашнее обучение с сиренами. Я думал, меня за что-то наказали. Они не позволяли мне выходить поиграть. – Казалось, он хаотично пытался сложить кусочки воспоминаний. – Я ведь почти ее не знал, Лизу. Она была старше меня на одиннадцать лет, и ее никогда не было дома. Наша жизнь текла согласно ее расписанию. Весь мир вращался вокруг нее. – Он схватил горсть хвойных иголок. Его лицо было бесстрастным, а в голосе чувствовалось напряжение. Но потом он снова заговорил с теплотой: – Но ты мне всегда нравилась, – произнес он, посмотрев на меня, – ты была классной малышкой.

Мне все никак не верилось, что Дэнни наконец заговорил.

– А ты был моим лучшим другом, – сказала я.

Он разжал кулак, высыпал иголки и вытер ладонь о джинсы.

– Мне постоянно снится один кошмар, – сказал он. – Ужасный. Самый страшный.

– Расскажи, если…

– Сначала я думал, что он связан с Ираком, – перебил он меня, отдавшись своим мыслям, – но теперь я знаю, что нет, потому что в нем мама. Она в нем всегда. И всегда кричит. – Он с силой сжал зубы, напрягая челюсть.

Я была вся внимание, но тут Дэнни вдруг перестал говорить о сне и произнес:

– Самоубийство – это выход для трусов. – Он подобрал прутик и стал теребить его пальцами. – Разумеется, я понимаю ветеранов, которые так поступают, – нести весь этот груз однажды становится слишком тяжело… К тому же не у всех есть вот такое место, в котором они могли бы спрятаться.

Я не сразу поняла, что он называл «вот таким местом». Но потом до меня дошло, что он говорил о небольшом клочке земли в лесу – о своем убежище. И я была тронута, что он позволил мне здесь остаться.

– Обещай мне, что не будешь волноваться о том, что я покончу с собой. – Он посмотрел на меня. – Я знаю, ты волнуешься. Поэтому я так говорю.

Я боялась нарушить теплую атмосферу, которая окутала нас, и в то же время хотела воспользоваться его настроением и копнуть чуть глубже.

– Да, волнуюсь, – признала я. – Главным образом из-за твоей депрессии. Если бы ты принимал лекарства, я думаю, ты бы…

– Я не в депрессии, – оборвал он меня.

Еще как, подумала я.

– Хорошо, – сказала я мягко. – В таком случае как бы ты определил свои чувства? Что бы ты?..

– Я в бешенстве, вот что я чувствую! – Он сломал прутик, и, хотя треск был едва слышным, я вздрогнула.

– На кого ты злишься? – спросила я.

– На кого я не злюсь – вот был бы ответ покороче, – ответил он. – Для начала я злюсь на наше чертово правительство за все то дерьмо, которое меня заставили делать. Заставили меня… – Он со злостью покачал головой. – Ты знаешь, как быстро ты там перестаешь видеть в людях живых существ? – Я, затаив дыхание, молчала. – Еще я зол на родителей. На лживого отца и ледышку мать. И на нашу сестру – эгоистичную стерву. – Его лицо раскраснелось и покрылось испариной, он глубоко и часто дышал. – Она забрала весь воздух из нашей семьи, ничего не оставила.

– Но, – вступила я осторожно, – неужели ты никогда не думал о том, как тяжело ей было в детстве? Неужели не понимаешь, как на нее давили?

– Ну уж нет! – Его раздраженный крик нарушил священную тишину леса. – Никто не заставлял ее играть на скрипке. Никто не подстрекал ее убивать ее дурацкого учителя. Ей все преподносилось на блюдечке с голубой каемочкой, и она забрала все!

Я пробежала пальцами по хвойным иголкам, устилавшим землю рядом со мной. В ответ на его ярость я постаралась говорить как можно спокойнее:

– Я просто пытаюсь понять, почему люди поступают так, как…

– Прекрати вести себя со мной как психолог! – взвился Дэнни. – Я ненавижу, когда ты так делаешь.

Я была ошеломлена.

– Я просто пытаюсь…

– Ты сразу начинаешь говорить как автомат, будто вся эта фальшивая теплая пушистая чушь, которую ты несешь, – это часть твоей рабочей программы, и она не имеет ни малейшего отношения к реальности. – Он повернулся ко мне. Лицо его было красным. – Сколько ты училась? Пять лет? Шесть? И ты думаешь, что можешь копаться в головах у людей, когда сама еще толком не жила в реальном мире? Возможно, ты и справишься с тринадцатилетним ребенком. Или четырнадцатилетним. Но не смей лезть ко мне.

У меня было чувство, будто он ударил меня своим ружьем прямо в живот.

– Дэнни. – Больше я ничего не смогла произнести, настолько мне было больно.