Забыть невозможно - [30]

Норману снова стало страшно. Эти люди… Они так реальны, так близки — стоит лишь оглянуться, и ты коснешься их, и в то же время они так далеки, словно совсем из другого мира.

Он знал Викторию, книги, которые они написали. Но как, как это было? Он не мог воскресить в памяти ни одного дня, когда они работали вместе, печатали текст или намечали сюжет будущей книги.

Может быть, это результат контузии или он просто сходит с ума? Норман пригладил волосы и подумал о повязке. Тот психиатр, Джек, или как его там, парень с желтой сумкой, сказал, что это пулевое ранение. Боже правый, как это произошло? Разве такое можно забыть? Нельзя, если только ты не сумасшедший. Или у тебя потеря памяти.

Но он не терял память! Он знал, кто он, знал, что женат на Виктории. Правда, иногда она смотрит на него, как на неизвестного. Почему? Он что, так сильно изменился? Но тогда каким же он был прежде? Почему он этого не помнит? Почему?

Когда он проснулся сегодня утром, в доме не было его одежды, а та, что он нашел вечером, была абсолютно новой — на ней еще болтались бирки.

Виктория постелила ему в комнате для гостей. Может быть, его долго не было дома? Сколько времени необходимо, чтобы в доме не осталось следов пребывания человека? Много, очень много. Он ничего не может узнать в своем доме. Совсем ничего.

И Макс. Он помнил кличку, но не собаку. Ни то, как он появился в их доме, ни своих прогулок с псом, ни даже где хранят его еду. Разве что название консервов, которыми его кормят. Почему?

Что за странное безумие овладело им? Его накачали наркотиками? Может быть, он действительно сошел с ума?

Загнанный в угол, мучимый чувством вины, он подошел к книжному шкафу. Он даже не узнавал книг, хотя многие читал. Но он никогда не покупал этой классики в твердых переплетах.

Он поискал глазами одну книгу. Но там, где она стояла прежде — между учебником химии и справочником по оружию, — зияла пустота. И это заставило его сердце забиться сильнее. Виктория опередила его. Она уже поняла: с ним что-то случилось. Норман видел это в ее глазах, угадывал по ее неуверенным движениям прошлой ночью. Она любила его, но она же почти обезумела от беспокойства. Почему? Он и сам не находил ответа.

Он схватился за голову и изо всех сил стиснул ее.

И вдруг его осенило. А что, если все эти люди — персонажи его собственных книг?

Норман быстро пересек комнату и подошел к шкафчику, где хранились документы. В первом же ящике, среди толстых папок, оказалась одна, на которой значилось: «Наброски характеров действующих лиц».

Он вытащил папку из ящика и задвинул его. Затем несколько минут сидел, не глядя на бумаги. Что если он не найдет там ни Джеймса, ни Майкла, ни Мэри? Он медленно открыл папку и начал читать.

Он узнал почти всех. Гарри, главного героя первого триллера Норманов, и Барнета, агента контрразведки из третьего романа. И Сэма Сэмюэльсона, несгибаемого полицейского, повидавшего слишком много безнаказанных убийств, а потому решившего подменить собой закон, и Вэнди, нетерпеливую молодую руководительницу отдела, выследившую банду продавцов наркотиков по двадцатипятицентовому несоответствию в телефонном счете. Но ни Джеймса, ни Майкла, ни Мэри среди них не было.

Норман вытащил одно из описаний и, приняв его за образец, стал настукивать на машинке все, что знал о своих неуловимых персонажах.

Ярость охватила Нормана, когда он начал с Джеймса. Этот сукин сын, шеф отдела, убийца под личиной государственного чиновника. У него, как у какого-нибудь одноглазого террориста, всегда с собой пистолет 38-го калибра. Его седые, безукоризненно ухоженные волосы изысканного джентльмена к концу повествования уже вызывали отвращение.

Опустошенный, изнуренный, казалось бы, чужими воспоминаниями, Норман, тем не менее, продолжал.

Майкла описать было труднее. У него не было фамилии, и Норману не удалось представить цвет его глаз. Майкл любил кондитерские магазины и футбол, у него был старый, разбитый автомобиль, некогда ярко-зеленый, а теперь серый и блеклый. Он родился в июне под знаком Близнецов, и именно поэтому, как часто говаривал Майкл, ел за двоих. Он был разведен, Норман даже вспомнил имя его бывшей жены — Кристина — и имел двух детей — Майкла-младшего десяти лет, и Конни восьми. Слезы блеснули на глазах Нормана, когда он отпечатал слова Майкла: «Я никогда не жалел, что у меня есть дети. Когда они появляются на свет, ты с удивлением узнаешь, что в твоем сердце стало больше места. И прежняя пустота заполняется любовью».

Описывая Майкла, Норман понял, что скучает по нему, чертовски скучает.

Наконец он заставил себя перейти к Мэри. Одно только упоминание, ее имени причиняло боль. Мэри. Милая нежная Мэри, улыбчивая девочка, которая озаряла светом жизнь своих родителей. Фея-шалунья, рано вышедшая замуж и рано умершая. Когда жестокая болезнь убила Мэри, казалось, солнце закатилось вместе с ней. Все знакомые любили ее. Каждый, кто говорил с ней, смеялся. Люди словно становились красивее и лучше после встречи с Мэри. Когда рак отнял ее красоту, она держала руку мужа и просила не плакать о ней. Уверяла, что прожила свою жизнь, наслаждаясь каждой минутой. Она не сможет вынести, повторяла Мэри, если он когда-нибудь пожалеет о прошлом.