Забыть нельзя помнить - [47]

– Я бы все отдала, жизни бы не пожалела ради счастья моей крошечки. И хоть убей меня, но я отказываюсь понимать, как твои родители могли сотворить с тобой все то, о чем ты мне поведала. Даже не всякое животное способно на то зверство, какое учинили с тобой твои отец с матерью. Хотелось бы сказать – Бог им судья, да очень надеюсь, что горят они в Аду. Но, пожалуй, стоит дослушать тебя до конца, чтоб не брать на душу грех, ведь я не вправе судить. Хотя я бы на твоем месте поступила бы так же – грохнула, и дело с концом. Другой смерти они не заслужили. Идем пить чай да брюхо чем-нибудь набьем, а то ведь голодная смерть не лучший из вариантов.

Посетив первым делом две другие комнаты – туалет и ванную, мы прошли на кухню, в которой тоже не было ничего лишнего, а все по делу: холодильник, мягкий угловой диван, стол, пара стульев и два шкафчика – один для посуды, другой для продуктов, на кухонном подоконнике тоже красовались цветы, в большинстве своем фиалки. Все, начиная от пола и заканчивая плитой, сверкало чистотой, и только сейчас мне пришла в голову мысль, что Психологиня коротает свои свободные дни, утопая в домашних хлопотах, а на саму себя ей давно наплевать, поэтому так отличаются внешний вид квартиры от внешности ее хозяйки.

– Я поставлю чайник и кастрюлю супа на плиту, пусть нагреваются, а сама пока выскочу на балкон, уж больно курить охота. Квартиру уничтожать никотином я себе редко позволяю, стены не легкие, долго не протянут и пожелтеют, провоняются, цветы, не дай бог, подохнут. А к чему мне ремонты, когда можно этого избежать? Так что ты не скучай, но если хочешь, можешь присоединиться. – Психологиня остановилась в дверном кухонном проеме.

– Нет, я, пожалуй, пока без сигарет обойдусь. – Я улыбнулась, тот факт, что в квартире в самом деле пахло свежестью без намека на никотин, стал объясним. – Да и за чайником с кастрюлей присмотрю.

– В таком случае можешь и сковородку на огонь поставить, еще яичницу с колбаской организую, – исчезая из поля моего зрения, прокричала Психологиня.

Я послушно зажгла огонь на еще одной конфорке и поставила на него сковороду с мыслями о том, как странно сложился мой сегодняшний день. А если задуматься и проанализировать все, что уже было сегодня озвучено, вся моя жизнь складывалась по такому же принципу – странно, дико, нелепо.

– Ну что, не успела заскучать? – Как и обещала, всего через пару минут на кухне появилась хозяйка, а еще через несколько минут мы уселись за накрытый стол: суп, яичница с колбасой, соленые огурцы с помидорами собственного производства (как прорекламировала их психологиня), чай, пиала с баранками да конфетами и бутылка вишневой наливки (тоже собственного изготовления). – Ну, как говорится, чем богаты. Так что давай по первой за знакомство… Погоди! А мы ведь и не познакомились по-человечески, – женщина рассмеялась, – надо ж такому случиться! То, что ты Кира, я уж поняла, а меня Лидией зовут, по-простому – Лидка.

– Очень приятно. – Я искренне улыбнулась в ответ.

А Лида сквозь смех добавила:

– Тогда за знакомство!

Пропустив пару рюмочек, покончив с супом, мы не торопились уничтожить яйца с колбасой и переходить к десерту, а утолив голод, заговорили, ужин плавно перетек в беседу, благодаря которой, собственно, все это и случилось.

– Ты если не хош, можешь больше ничего не рассказывать. Я ведь, когда предлагала душу вывернуть, и не догадывалась, что в твоей душе было спрятано и что пережито. Могу представить, как больно тебе копаться в воспоминаниях, а я что, не человек, что ли, пойму, если замолчишь. И без того все ясно – жизнь обошлась с тобой жестоко, – сжимая в руках наполненную рюмку, понимающе шептала Лида.

Но меня уже было не остановить. Слишком долго я все хранила в себе, кошмарные воспоминания, гнездившиеся в душе больше двух лет, должны были наконец покинуть меня, будто страшные летучие мыши, которые почуяли вкус свободы, теперь их не запереть обратно.

– Спасибо, но, боюсь, это сейчас молчать выше моих сил. Разве только ты устала от моей болтовни…

– Нет, что ты! Мне ужасно хочется услышать твою историю до конца, а больше всего хотелось бы в подробностях узнать о последнем дне твоих родителей. После всего, что они с тобой сделали, по-моему, их слишком долго носила земля. Бездушные твари! – Лида не страдала абсолютно никакими комплексами, как и чувством такта, а подогретая наливкой, она, казалось, готова была прямо сейчас воскресить моих родителей и собственными руками уложить их обратно в гроб.

– Что ж, с твоего позволения, я продолжу. – Одним глотком я осушила свою рюмку и заговорила: – В общем, благодаря родительским сказкам я искренне поверила в то, что подверглась сексуальному насилию, на фоне чего со мной случился нервный срыв и я попала в психушку и потеряла кусок памяти. В том, что был вынужденный аборт, я не сомневалась, как и в том, что только ради моего блага меня заперли в этом ужасном месте, из которого я вернулась в конце лета восемьдесят седьмого. В стенах родного дома я провела пару недель августа. Все было как в тумане, я будто ослепла и перестала видеть в жизни четкие ориентиры – что делать, зачем просыпаться, как жить? Больница и препараты превратили меня в безвольное подавленное существо, мне все было безразлично. В сентябре меня отправили получать высшее образование. Отец все устроил. Связи и знакомства позволили ему превратить меня в студентку, а до этого мать позаботилась о моем среднем образовании, состряпав мне аттестат. Должность позволила ей организовать это без проблем, как говорится – без шума и пыли. Директор школы все же. Так я оказалась в большом городе, в престижном университете, и стала получать профессию археолога. Уж не знаю, отчего отцу захотелось, чтобы я стала человеком, изучающим быт и культуру древних людей по различным артефактам. Возможно, это было связано с тем, что он сам когда-то был историком. Благодаря своей профессии он и встретил маму, когда работал вместе с ней в школе. Хотел, чтобы я пошла по его стопам, так я прежде считала. Но сейчас сдается мне, что отцу просто хотелось, чтобы я колесила по миру и находилась как можно дальше от нашего поселка и как можно реже бывала на родине, чтоб, не дай бог, мой мозг не заработал в полную мощь. Этого я теперь тоже никогда не узнаю, но точно одно – его расчет стал просчетом. Именно моя профессия перевернула мой более-менее сложившийся мир.