Забвение пахнет корицей - [19]

Я не согласна с тем, что говорит Роб. Мне очень хочется возразить: причиной развода было то, что он заскучал. Стал терять уверенность в себе. Ему не хватало острых ощущений. Закрутил интрижку с девицей двадцати двух лет без мозгов и с ногами от шеи.

Но я не могу не признать, что в словах моего бывшего мужа есть и крупица правды. Чем очевиднее становилось, что Роб от меня ускользает, тем больше я замыкалась в себе – вместо того чтобы вцепиться и не отпускать. Я подавляю чувство вины.

– Никакого макияжа, – говорю я не допускающим возражений тоном. – В школу – исключено. Это неприлично. И никакого обсуждения с ней деталей нашего развода. Это чересчур для ребенка двенадцати лет.

Роб открыл было рот, чтобы ответить, но я останавливаю его, подняв руку.

– Это не обсуждается, Роб. – Хватит с меня – на сей раз я не настроена на дискуссию.

Мы молча смотрим друг на друга, и мне интересно, не думает ли он о том же, о чем и я: о том, что мы, по существу, стали друг для друга чужими. Кажется, с тех пор, как я клялась ему в вечной любви, прошла целая жизнь.

– И наши с тобой отношения здесь ни при чем, – заканчиваю я. – Это в интересах Анни.

И спешу ретироваться, прежде чем он успеет ответить.

Я уже подъезжаю к дому, когда у меня звонит мобильник. Смотрю, кто вызывает – это Анни. Телефон куплен ей с условием, что она будет звонить только в крайнем случае, хотя я догадываюсь, что Роб позволяет ей без ограничения болтать и переписываться с приятелями. Ведь именно так поступают клевые родители, только так и не иначе. Чувствую, как внутри все сжимается.

– Ты почему не на работе? – спрашивает Анни, когда я отвечаю. – Я сперва туда тебе звонила.

– Нужно было съездить кое-куда… – Я подыскиваю объяснение, чтобы не упоминать отца… – В разные места.

– В четверг в четыре часа? – хмыкает Анни. На самом деле торговля сегодня шла вяло, до часу дня в кафе вообще никто не заглянул, так что у меня было полно времени поразмыслить о Робе и Анни. О том вреде, который он ей наносит, пока я от всего отстранилась и ищу забвения в выпечке. После уроков Анни собиралась навестить Мами, поэтому я не боялась столкнуться с ней у Роба.

– Народу совсем не было, – вот и все, что я говорю дочери.

– Ну и ладно, – отмахивается она, и я понимаю, что звонит она не просто так. Я решаю, что не дам себя разжалобить, и пытаюсь догадаться, чего попросит Анни – денег, билеты на концерт, а может, туфли на каблуках в десять сантиметров (я заметила, как вчера она их разглядывала в моем модном журнале). Но вместо этого Анни спрашивает как-то странно, почти смущенно: – А ты не можешь, типа, подъехать к Мами, вот прямо сейчас?

– Что-то случилось? – тут же пугаюсь я.

– Ага, – отвечает Анни. Она понижает голос. – Вообще-то, даже как-то чудно, но Мами сегодня реально в норме.

– В норме?

– Ну да, – шепчет Анни. – Совсем нормальная, такая, как до смерти бабушки. Она так разговаривает, как будто никогда не теряла память.

У меня ёкает сердце, и я вспоминаю слова медсестры, сказанные в последний раз, когда я уходила. Иногда наступает просветление, и тогда кажется, что все как прежде. К ней будет возвращаться память, она станет вспоминать всё не хуже нас с вами. Вы такие деньки ловите, не упускайте ни одного, потому что нет никакой гарантии, что это не в последний раз.

– Ты уверена? – спрашиваю.

– Абсолютно, – отвечает Анни, и в ее голосе я не слышу ни злобы, ни сарказма, столь привычных для меня в последнее время. Может быть, эти перепады настроения связаны именно с тем, что прабабушка перестала ее узнавать, вдруг задумываюсь я. Нужно поговорить с девочкой, рассказать ей подробнее про болезнь Альцгеймера. Но тогда – мне и самой придется посмотреть правде в глаза.

– Она меня все время расспрашивает, типа, про школу и все дела, – продолжает Анни. – Странно даже, но она сегодня точно знает, кто я такая, сколько мне лет, и все такое.

– Хорошо, – киваю я, а сама уже поглядываю в зеркало заднего вида, чтобы развернуть машину. – Я уже еду.

– Она говорит, что хочет, чтобы ты заехала в кондитерскую и захватила пирог «Звезда», – добавляет Анни.

Пирог «Звезда» Мами всегда любила больше всего: прослоенный смесью из мака, миндаля, изюма, инжира, чернослива и коричного сахара, с прорезанным в корочке узором в виде звезд. Гордость нашей фирмы.

– Хорошо, – говорю я. – Постараюсь обернуться поскорее.

Впервые за последние дни ощущаю слабую надежду. До этого момента я как-то и не осознавала, как же мне недоставало моей бабушки.

– Мне хочется пойти на море, – первое, что я слышу от Мами, когда через пятнадцать минут вхожу к ней в комнату.

На миг я пугаюсь. Уже конец сентября, на улице прохладно. Видимо, память снова отказала, иначе с чего бы бабушке в ее восемьдесят шесть лет вдруг захотелось на пляж и позагорать. Но лицо Мами озаряется улыбкой, и она крепко обнимает меня.

– Прости, дорогая, где мои манеры? Я так рада видеть тебя, Хоуп, милая.

– Ты знаешь, кто я? – неуверенно переспрашиваю я.

– Ну, конечно, знаю. – Вид у нее обиженный. – Уж не считаешь ли ты меня древней, выжившей из ума старухой?

– Э-э… – Опешив, я отвечаю не сразу. – Что ты, Мами, нет, конечно.