Заброшенная дорога - [32]

Его прервал вопль аввы Пафнутия.

Авва мудро шёл в последнем ряду, так что пламя задело его уже на излёте и подожгло только одежду и волосы. Дико вопя, пытаясь сбить пламя, подвижник пронёсся по двору. Разум не вполне оставил его. Он бежал именно туда, где можно было рассчитывать потушить огонь. В угол двора, к спуску в подвал — туда, где во всех подобных крепостях располагался резервуар воды.

— Стой! — успел заорать Лонгин. — Нет-нет-нет! Остановите его!

Маркиан успел понять, ужаснуться, выхватить лук — но было поздно.

Горящий, визжащий авва Пафнутий бросился в резервуар нафты.

12

— Госпожа августа, — сказал Атаульф, — повозки для тебя и твоей прислуги готовы. Переодевайся и выходи. Мы выступаем из Рима.

Галла Элия Плацидия, некрасивая девушка с длинным толстым носом и по-мужски квадратной челюстью, с плотно стянутыми букольками чёрных волос, положила пяльцы на столик для рукоделия и подняла на гота слегка удивлённый взгляд.

— Я должна ехать с вами? — Голос у неё тоже был неприятный, гнусавый. — Зачем?

— Ты сама прекрасно понимаешь, августа. Ты заложница.

Плацидия прищурилась.

— Атаульф, я не хочу критиковать твою латынь, но не мог бы ты уточнить, что ты понимаешь под словом «заложница»? Я не уверена, что мы с тобой вкладываем в это слово одинаковый смысл.

— Это значит, — нетерпеливо сказал Атаульф, — что если твой брат Гонорий хочет получить тебя, он должен договориться о выкупе. И что если Гонорий на нас нападёт, Аларих тебя убьёт. Теперь понятно?

— Да-да, теперь понятно. — Плацидия взяла пяльцы, иглу, бисеринку из шкатулки, нанизала на нить. — Я сейчас, дай только закончу вышивку, мне немного осталось. И кстати, — добавила она в спину Атаульфу, который уже собрался выходить, — надеюсь, ты понимаешь, что если Аларих меня убьёт, у вас тут выстроится очередь из желающих подарить Гонорию голову Алариха? И ты будешь в этой очереди первым, а не захочешь быть первым, так от тебя твои же люди разбегутся к тем, кто смелее? — (Атаульф застыл в дверях и медленно развернулся). — Поэтому, — Плацидия не отрывала глаз от вышивки, — это ещё вопрос, кто тут чей заложник. Мне кажется, — закончила она на уступчивой ноте.

Атаульф вернулся в комнату — маленький светлый кабинет, украшенный фресками пастельных тонов с нимфами и цветами, — и сел в кресло против Плацидии. Оба молчали. Августа ловко низала на нить бисеринку за бисеринкой. Лик Спаса Нерукотворного на полотне был почти завершён.

— Августа, — заговорил наконец визигот, — в какую игру вы играете?

— «Вы» — это кто? — Плацидия едва заметно улыбнулась.

— Это тоже часть вопроса. Вы, играющие в игру — вы кто? Кто дёргает нас за нити?

Августа положила вышивку и посмотрела ему в глаза прямым немигающим взглядом.

— Хороший вопрос. Я вижу, ты успел кое-чему научился в Риме. Вот тебе честный ответ. Мы — это тридцать-сорок семей, владеющие почти всем в Италии и на Западе. Римское государство, все эти армии, ведомства, суды, законы — орудие нашей власти и защиты нашего имущества. Орудие старое и негодное. Слишком громоздкое, ненадёжное, неповоротливое, дорогостоящее. И мы сейчас его упрощаем. Вашими руками.

— Я не совсем понимаю, — пробормотал Атаульф.

— Гораздо дешевле нанять варварское племя для одноразовой кампании, чем содержать регулярную армию, набирать, обучать, платить этим дармоедам в мирное время. Дешевле раздать земли в кормление вассалам, чем содержать прорву ненасытных чиновников и законников. Слишком дорого содержать города с безумными тратами на водоснабжение, полицию, пожарных, с этими цирками и театрами, риторскими и философскими школами. Их тоже давно пора разогнать. Кто из городских бездельников годится к работе — поверстать в крестьяне и раздать помещикам, кто нет — пусть сам заботится о себе. Да, жить простому люду станет хуже, но на то есть церковь, она каждому в два счёта объяснит, что он не голодает, а богоугодно постится. Ну и чтобы занять делом всяких умников — тут церковь тоже незаменима. Пусть умники устремляют мысли к божественному, а не пытаются сообразить, как тут на земле всё устроено, не то, глядишь, и вправду сообразят… Стало понятнее?

Атаульф глядел на девушку молча и в полном оцепенении.

— Если умники захотят перебежать, например, к персам или просто спрятаться, — продолжала Плацидия, — на этот случай у нас есть специальные люди. Следят, чтобы такого безобразия не было. Более серьёзная угроза: вы можете не согласиться на роль орудия. Вы, варвары. Можете запросить себе долю власти, а не только жалованье. Что ж, мы готовы делиться в разумных пределах. Мы и раньше принимали в свой круг новые семьи. Одни кланы вымирают, другие приходят со стороны — так было всегда… Ну а если вы вообще откажетесь играть по нашим правилам… Тут опять поможет церковь. Не император, так папа, но в Риме всегда будет сидеть человек, к кому вы будете ползти на четвереньках, целовать туфлю, каяться и молить о прощении…

Атаульф вскочил, с грохотом отбросил кресло — и в глазах Плацидии впервые мелькнул испуг.

— Сука!

Он смёл со стола шкатулку. Несчётные бисеринки раскатились по полу стрекочущей многоцветной волной. Плацидия вжалась в кресло.